Я посмотрела на Алекса в надежде, что не ошиблась с выбором. Этот цветок означал зарождающуюся искреннюю симпатию с надеждой на взаимность. Александр задумался и вернулся на свое место, чтобы приступить к работе над портретом.

– Для меня было бы честью получить такой цветок от тебя.

Я взяла карандаш и выглянула из-за мольберта.

– Каков будет твой ответ?

Александр расплылся в прекрасной улыбке, и я поспешила запечатлеть ее на холсте.

– О, Верити, подожди немного, и ты все увидишь.

18

– Куда мы идем? – поинтересовалась я, когда мы миновали сады и вышли на дощатую дорожку, ведущую в лес рядом с поместьем.

Лес, пожалуй, не самое подходящее слово. За зеленью явно ухаживали: заросли камышей и лиан, которые в обычных условиях свободно расползаются по земле, были убраны с тропинки, чтобы Алекс всегда мог проехать на кресле. Но деревья выглядели дикорастущими, как в настоящем лесу, отчего казалось, будто нам предстоит безрассудное приключение.

Большинство наших обедов проходило на свежем воздухе. Александру нравилось показывать скрытые сокровища огромного поместья, и мы с удовольствием устраивали пикники после долгих утренних занятий.

– Ты видела Стену-Зверинец, когда въезжала в город? – спросил Алекс, и колеса его кресла загрохотали по дощатому полу.

Я кивнула.

– Многие этого не знают, но некоторые статуи, изготовленные для стены, так и не пригодились. Их посчитали слишком страшными. Говорят, что даже дети скульпторов плакали, когда видели родителей за работой. Так вот, мой прапрадед велел привезти их в Шонтилаль.

– Разумное решение, – усмехнулась я. – И ты приглашаешь меня на пикник к этим ужасным чудовищам?

– Если хочешь, можешь, конечно, отправиться на светский обед к моей матушке. Мы еще можем вернуться, – подмигнул Алекс. – Готовься, – предупредил он перед поворотом. – Они созданы для того, чтобы поражать, и первое впечатление может быть весьма шокирующим.

Несмотря на предостережение Алекса, я не ожидала такого. Статуя была прикреплена к стволу колоссальной ивы. Я подняла глаза, думая увидеть роскошный полог свисающих ветвей. Но вместо этого передо мной предстало чудовище, ползущее вниз по стволу. Выгнув шею назад под невозможным углом, оно изучало обитателей сада. Широкая пасть была растянута в безобразной ухмылке, а из пасти торчали изогнутые клыки.

– Кому вообще пришло в голову сделать такое? – в ужасе спросила я.

– Когда создавали Стену-Зверинец, никто не воспринимал Блем всерьез. На Людей Лепестков, поклоняющихся красоте и любви, в то время как страну раздирают войны, смотрели как на наивных дурачков. Зверинец построили для того, чтобы показать, что искусство важно, а красота может иметь большую силу, – объяснил Алекс, проезжая мимо дерева. – А вот там, наверху, одна из моих любимых.

– Что это? – спросила я, увидев огромную неуклюжую фигуру.

Это был то ли медведь, то ли лягушка – в общем, нечто достаточно огромное, чтобы заполонить весь сад. На квадратной морде торчали выпученные глаза. Широкие коренастые ноги заканчивались перепончатыми пальцами.

– Я назвал его Брутусом, – с улыбкой сказал Алекс. – В детстве я приносил стопки книг и читал ему вслух сказки. Мама присылала мне чай.

Я не смогла сдержать улыбки, представив, как он устраивался поудобнее между передними лапами чудовища, позвякивая чашкой о его причудливые пальцы.

– Он, конечно, выглядит более удачным компаньоном, чем то, первое чудище. Привет, Брутус, – обратилась я к статуе.

Его кварцевые глаза, казалось, подмигнули мне в ответ.

– Тебе стоило взять с собой этюдник.

– О да. Где расположимся?

У меня на руке висела плетеная корзина для пикника. Рафаэль заботливо положил нам бутерброды с толсто нарезанной ветчиной и соленым маслом, закупоренный графин розового лимонада, а также чашки, тарелки и всевозможные столовые приборы, которые могли нам понадобиться.

– Чуть дальше, – ответил Алекс, указывая на тропинку. – Вот он, Сад Великанов.

Когда мы обошли Брутуса, я наконец смогла разглядеть сад. Он оказался даже больше, чем я думала. В центре располагался цветущий пруд, над темно-зелеными водами которого нависал дощатый мостик со скамейками. Здесь можно было сесть и рассмотреть чудовищ – фантастических и ужасных, выглядывающих из-под деревьев и из-за кустов.

– Может, здесь? – спросил Алекс, остановившись у одной из скамеек.

Из воды прямо перед нами выглядывала каменная голова уродца, напоминавшего насекомое; существо держалось за мостик пальцами, очень похожими на человеческие. Мне стало не по себе от этого зрелища, но я молча кивнула и, не подав виду, принялась разгружать корзину.

– Какой прекрасный день! – сказал Алекс, с довольной улыбкой подставляя лицо лучам солнца.

Мимо проплыла пара черных лебедей, которые, казалось, смотрели на нас свысока и с некоторым презрением.

Я огляделась вокруг и заметила на берегу дракона, настолько поросшего мхом и лишайниками, что он почти сливался с пейзажем. Кривая лоза проросла сквозь его глазницу, и издали казалось, будто это настоящий зеленый глаз.

– В этом есть странное совершенство, – признала я. – Я бы с удовольствием сделала пару рисунков.

Александр улыбнулся, явно довольный, и с аппетитом принялся за бутерброд.

– Может, я сбегаю в дом после обеда, – размышляла я вслух. – Работа идет хорошо. Мы могли бы отдохнуть после перекуса.

Алекс покачал головой:

– После обеда ты уже занята. Мама говорила: утром прислали записку. Твое платье готово для примерки. – Он откинулся в кресле и пристально посмотрел на меня; его зрачки расширились и потемнели. – Не терпится увидеть его на тебе.

Я ощутила приятный жар, от которого защекотало в горле, и зарделась. На меня еще никто никогда так не смотрел, и эта мысль будоражила меня.

– Платье? Боюсь, оно слишком праздничное, чтобы носить каждый день.

– Так надень на праздник, – сказал Алекс, отправив в рот ежевичку, присыпанную сахарной пудрой.

– Праздник?

– А разве ты не слышала? Мама только об этом и говорит. На следующей неделе.

Я нахмурилась:

– Она упоминала небольшой ужин…

– Дофина Лоран мыслит только в больших масштабах, – усмехнулся он. – Приглашены по меньшей мере двадцать семей.

Я не смогла скрыть удивления.

– Так много…

– Она мечтает перезнакомить тебя со всеми друзьями и похвастаться, что первой обнаружила твой талант. – Александр сжал губы и тщательно взвесил свои следующие слова. – На самом деле я надеялся, что этот вечер станет хорошим поводом показать всем тебя. Показать… нас.

– Нас? – переспросила я, обрадовавшись такому неожиданному повороту.

Работая над портретом, мы проводили время в разговорах обо всем на свете – от искусства и его любимых книг до забавных историй о дальних родственниках и об изменениях в Блеме, которые он хотел бы осуществить в будущем. Александр обладал легким очаровательным остроумием, и, хотя я знала, что ему приятно в моем обществе – и оба его родителя, казалось, практически сразу сошлись на том, что мы были бы прекрасной парой, – он еще никогда не озвучивал своих намерений. А поскольку он ничего не говорил, я чувствовала, что мне тоже не стоит ничего высказывать, поэтому мы оба молчали – точнее, болтали обо всем остальном, постепенно изучая друг друга, шутили и смеялись.

Это было совсем не похоже на ухаживания Уильяма за Камиллой: иногда я украдкой подсматривала,