Начну с лица, поэтому, когда ты займешь нужное положение, постарайся особо не двигаться.

– Говорить тоже нельзя?

– Чуть-чуть можно, но лучше все же постараться не нарушать позу, – ответила я, подбирая правильную кисть. – Это не должно быть мучительно для тебя. Если почувствуешь, что хочется… – По привычке я чуть не сказала «встать», но вовремя остановилась. – Подвигаться, попить или еще что-нибудь, мы можем сделать перерыв. Я стараюсь не забывать, что передо мной живой человек, но если я увлекусь, то ты всегда можешь напомнить мне об этом.

Он улыбнулся:

– Хорошо. Как начнем?

Фредерик поднял Александра из кресла и усадил на мягкий диван, обитый оливковым бархатом.

– Как тебе удобнее всего сидеть? – спросила я, внимательно глядя на него.

Он потянулся, попробовал разные позы: подпирая лицо рукой, сидя на краю дивана с выпрямленной спиной, полулежа в подушках и положив одну руку на спинку дивана. Все было не то.

– Можем попробовать последнюю позу, – неуверенно предложила я.

Мне не очень нравилось, но для начала сойдет. Скорее всего, я загрунтую этот слой, но хотя бы потренируюсь.

– А можешь немного наклонить голову вправо? Вправо относительно тебя, – уточнила я, когда он неправильно повернулся. – И назад. Слишком сильно… – Я беспокойно потерла руки. – Можно я помогу тебе? – спросила я.

– Будь добра. А то я чувствую себя как-то глупо, – признался он, по-прежнему сидя со склоненной головой.

– И выглядишь тоже, – шутливо заметила я.

Я помедлила, прежде чем дотронуться до его лица. Мне доводилось писать множество портретов: залы Хаймура украшали изображения моих сестер и племянниц, маленького Арти и Уильяма. Я уговаривала горничных и лакеев позировать мне в свободную минутку, рисовала ни о чем не подозревающих рыбаков, пока они сидели на пирсе в ожидании клева. Но я еще никогда не изображала такого необыкновенно красивого человека, как Алекс. Почти ровесника. К тому же с каждым днем он нравился мне все больше и больше.

В этом есть какая-то особенная близость. Дотрагиваться до него, осторожно поворачивать в правильном направлении. Наконец я собралась с духом и коснулась ладонями его лица, чтобы чуть наклонить голову. Алекс судорожно вздохнул:

– Руки холодные.

– Прошу прощения.

Я потерла ладони и продолжила. Его кожа оказалась нежнее, чем я думала, – свежевыбритая, без малейшего намека на щетину. Я слегка повернула его голову вправо. Мне не нравились портреты анфас. Небольшой поворот или наклон всегда добавляли живости, заставляли зрителя задуматься о тайнах, которые скрывал тот, кто был изображен на холсте.

– Вот так.

Я взяла его за подбородок, и мой палец оказался прямо у его губ. Александр накрыл ладонью мою руку и прижался к ней щекой; по спине пробежали мурашки.

– Ты пахнешь, как в моем представлении пахнет море, – сказал Алекс.

– Это мой лосьон, – ответила я, вспомнив о маленькой баночке, которую привезла из Хаймура. Мы делали лосьон из длинных водорослей, которые собирали на пляжах Сольтена.

Я тут же отстранилась:

– Слишком резкий запах?

Александр медленно взял меня за руку, прижался носом к запястью и глубоко вдохнул.

– Вовсе нет. Очень нежный. Очень мягкий аромат. То, что нужно для Верити.

– М-м-м.

Это был единственный звук, на который я оказалась способна: у меня перехватило дыхание, и я почувствовала, как внезапно внутри проснулось незнакомое мощное чувство – желание.

«Нет. Это нечто большее», – подумала я, ощущая, как тепло разливается по всему телу. Это больше чем желание. Это тоска, томление. Жажда. Я еще никогда не чувствовала ничего похожего. Она обрушилась на меня, как обломок скалы, сорвавшийся с высоты. Я даже не знала, что способна на такие чувства. Я не помню, чтобы в Хаймуре кто-либо когда-либо вызывал во мне такой внутренний жар.

Его губы были так близко, так близко, и внезапно я ощутила невероятное желание наклониться и поцеловать его. Я представила, как наши губы соприкасаются, знакомясь друг с другом, как он приоткрывает рот, поддаваясь моему нежному натиску…

Я отстранилась и выпрямилась, пока не успела перейти от мечтаний к действиям.

– Краски высохнут.

Я снова уселась на табурет и отерла рукой разгоряченное лицо, спрятавшись за холстом.

– Так пойдет? – спросил он, и я осмелилась выглянуть из-за мольберта. Он принял точно такое положение, как я показала.

– Ты идеален, – выпалила я, прежде чем успела подумать. – То есть твоя поза. Просто идеальна, – поправилась я, но он уже улыбался вовсю.

– Значит, можем начинать?

«Дорогая Аннали!

Спасибо за письмо и ящик свечей. Я зажигаю их почти каждый день. Я хотела сообщить, что у меня все хорошо. Работаю над портретом и… я… Если честно, мне кажется, что наследник Шонтилаль хочет ко мне посвататься…

Ты, наверное, обратила внимание, что я закончила предложение маленькими дугами. Я просто не решила, какой знак тут поставить – вопросительный или восклицательный. По правде говоря, я даже не знаю, как действовать в такой ситуации. Я невероятно польщена и, кажется, тоже начинаю в него влюбляться: он очень умный, и забавный, и очень, очень красивый. Но… (И снова эти дуги.)

Я никогда не получала столько внимания. Это странное пьянящее чувство, когда кажется, что ты нравишься. Интересно, можно ли влюбиться в состояние влюбленности? Как я вижу, эти чувства мешают здравым суждениям. Если бы ты была здесь! Если бы мы могли спрятаться у меня в комнате и открыто обо всем поговорить! Я скучаю по твоим мудрым советам. Я скучаю по тебе, сестра.

Как я понимаю, разговор с Камиллой ни к чему не привел? Мне было непросто, но я написала ей, что благополучно добралась. Ответа, правда, не получила. Хочется надеяться, что письмо просто задержалось, но ведь твое дошло очень быстро… Видимо, не все ссоры заканчиваются примирением.

Надеюсь на скорый ответ. Портрет будет готов всего через несколько недель. Поцелуй за меня маленькую Сесилию.

С любовью, Верити».

16

Ранним вечером того же дня я сидела у себя в комнате за письменным столом. Передо мной лежали чернила, перьевая ручка и конверт. Я аккуратно вывела адрес Аннали изумрудным цветом.

– Верити…

Ко мне заглянула Дофина, ожидая приглашения войти. Сегодня она была одета в сложный наряд со складками из лазурной парчи. Ее волосы удерживал гребень с блестящими павлиньими перьями, и я невольно задумалась, не принадлежали ли они одной из убитых отбракованных птиц.

– Входите, – приветствовала я ее, вставая со стула. – Я как раз закончила письмо для сестры. Хотела сообщить, что благополучно добралась. – С этими словами я как можно скорее спрятала письмо в конверт, чтобы Дофина случайно не заметила слов о ее сыне.

– Я могу отправить его, – предложила она, притянув конверт к себе.

– О, я еще его не запечатала, – начала я.

Она с улыбкой перебила меня:

– Ничего страшного. Я попрошу Бастиана сделать это перед тем, как отправить остальную корреспонденцию.

Не успела я возразить, как она спрятала конверт где-то в складках юбки.

– Нам не хватало вас за ужином. И с утра, – добавила она, тревожно сдвинув брови. – Александр сказал: павлины напугали