– Кхм. – Подал голос Жак. – Каюта готова, патрон.

– Спасибо. – Яков поднялся и поглядел на маленького Майкла, который, насупившись, сидел за столом с семьей и на расспросы матери, что его так расстроило, только упрямо мотал головой. – А ты как думаешь, Жак, это нечестно?

– А это смотря по отношению к кому, патрон. Кемпелену, королям, шахматистам, карлику… мальчику?

Яков повернулся к помощнику, и губы его тронула теплая улыбка.

– Ты понимаешь. – Сказал он.

Оставшиеся шесть часов полета Яков провел в каюте, с книгой. Их предлагалось немного, и Яков выбрал томик Честертона, о Диккенсе, поскольку остальные романы, либо слишком претенциозные, либо слишком наивные, его не привлекли. Жак спал, и лицо его беспокойно дергалось во сне. Они прибыли в Портсмут в два часа ночи: пришвартовались, но ненадолго – видимо, новых пассажиров не было. Ранним утром следующего дня «Голиаф» величественно подплывал к Эпсому, где располагалась аэрогавань. Шварц потряс помощника за плечо и отправился на прогулочную палубу, любоваться возникающим из дымки Лондоном через диковинные, наклонные окна.

«Туманным» называли Лондон не зря, хотя вернее было бы дать ему эпитет «дымный». Сотни фабрик и заводов, работающих на угле, печи по производству кирпича, тянущиеся, бывало, на полмили; камины в домах, трубы пароходов на Темзе – все выпускало в воздух такое количество дыма, что казалось, город закутался в грозовую тучу. «Голиаф» опустили, и как раз вовремя на палубе показался помятый Жак с чемоданами.

– Отвратительно спал, – признался француз. – Снились несносные мальчишки, они обокрали меня, а потом превратились в пожилых аристократов и стали требовать от меня превратить свинец в золото.

Он зевнул. Яков поморщился, потирая виски.

– Опять? – Участливо спросил Жак.

– Да. Не страшно. Ты заказал номер?

– Люкс на двоих, с отдельной ванной.

«Савой» недаром числился среди самых богатых, престижных и современных отелей. Все в нем говорило о роскоши – и все было создано для того, чтобы ублажать тонкие вкусы жильцов. В нем останавливались люди знатные, богатые, знаменитые, или же те, кто обладал всеми этими качествами; Шварц с помощником, пожалуй, не могли бы отнести себя к одной из этих категорий, однако «Савой» располагался в удобном месте – в центре театрального Лондона, районе Ковент-Гарден. Ну и горячая вода в ванной сыграла свою роль при выборе гостиницы. К тому же, особых трат в повседневной жизни у изобретателя не было, а деньги на счету все копились.

Портье отнес багаж в номер, получил свои чаевые – Жак долго шелестел деньгами, вызвав сдержанное, прикрытое слащавой улыбкой раздражение у служащего, – и скрылся. Жак подошел к окну небольшой, но со вкусом обставленной гостиной, оглядел раскинувшийся перед взором шумящий, суетный Стрэнд.

– А не возникает ли у тебя, – медленно сказал он, не оборачиваясь, – такого ощущения… когда смотришь на старые города – что раньше было лучше?

Шварц устроился в кресле, откинулся на спинку и прикрыл глаза.

– Раньше все было лучше. Но оно прошло…

– Нет, я понимаю. – Жак покосился на патрона. – Но я о чем – время портит города. Все больше и больше слоев появляется, и в итоге становится нечем дышать… Разве ты не чувствуешь всю грязь, все смешение страстей, все страхи и надежды, что тут когда-то витали? И с каждым новым слоем старое обесценивается, блекнет, превращаясь сначала в басню, потом в миф…

Француз повернулся к Шварцу. Тот полулежал в кресле, бледный и застывший, будто жизнь ушла из него.

– Яков? – Тихонько позвал Жак. – Я могу как-то помочь?

– Всенепременно, – еле двигая губами, ответил Шварц. – Девственницу на алтарь, жертвоприношение, пляски у костра… Авось отпустит.

Жак хихикнул.

– Шутишь – значит, живой, – резюмировал он. – Тогда я пожалуй, прогуляюсь к тому борделю… На сколько встреча назначена?

– На два. Не опаздывай только.

– Моя б воля, я там вообще не появился бы, – проворчал Жак. – Они, небось, мой портрет повесили в главном зале, всех новеньких подводят и предупреждают, мол, увидите – бейте по голове и тащите в темницы.

– Да забыли уже… наверное. – Устало сказал Яков.

Жак вздохнул, отправляясь в свою спальню, что располагалась по правую руку от входа. Вновь он появился на ее пороге через полчаса, гладко выбритый, с наодеколоненными волосами и в ладно сидящем костюме. Поглядел на патрона – тот все так же сидел в кресле, обмякнув и прикрыв глаза; и, судя по мерно поднимающейся и опускающейся груди, спал. Жак вернулся на минутку в комнату, принес оттуда покрывало и укутал им Якова. Затем вышел.

Без десяти два Шварц с помощником сидели в условленном месте, на скамейке в Гровенор-сквере, третьей слева от большого дуба. Жак был доволен жизнью вообще и этим утром в частности, и не скрывал этого, улыбаясь дамам направо и налево. Да и за патрона он был рад – от «приступа», как француз называл про себя эти странные состояния Шварца, не осталось и следа. Яков был бодр, весел и стучал пальцами по набалдашнику трости, напевая под нос какую-то мелодию.

– А это точно самый большой дуб? – Спросил Жак, не упуская возможности еще и миленькой девушке подмигнуть, что прогуливалась мимо них.

– Сомневаешься – измеряй. – Усмехнулся Яков.

– Тайны, тайны… – все никак не унимался насмешливый Жак. – Нам-то они зачем нужны, напомни-ка?

– Деньги, Жак. Связи. И власть. Пока они не дадут добро, Совет на Острове и пальцем не шевельнет. А проект наш колоссален, и ты это знаешь. К тому же военный – в перспективе.

– Да разве только у них есть деньги?

– Нет, не только. Но альтернатива не лучше. Впрочем, и не хуже. Можешь называть меня пристрастным, но мне чем-то импонируют эти их ритуалы, секретность и пафос. Сухие цифры – это скучно, а когда бухгалтерия рядится в одежды, возжигает курения и заботится о судьбах мира, это, по крайней мере, забавно. О, вот и посланник наших многоуважаемых благодетелей…

Яков легонько качнул головой в сторону. К ним подъехал черный хэнсомовский кэб, с зашторенными окнами. И в эту же секунду часы на башне неподалеку пробили два пополудни.

– Идем, Жак. Невежливо заставлять их ждать.

Мужчины направились к кэбу. Возница приподнял невысокий цилиндр, и этим его общение с гостями ограничилось. Яков с Жаком сели, задернули шторки; Шварц пару раз стукнул тростью в крышу – и кэб двинулся с места. Жак поерзал, сидеть было неудобно.

Ехали они долго, сначала по лондонским улицам, потом по предместьям. Удалившись от города на порядочное расстояние – около часа езды, – кэб свернул с мощеной дороги в обычную колею, почти заросшую травой, и через несколько минут остановился. Яков и Жак вышли наружу.

Перед ними простирался милый пейзаж – покатые холмы, еще зеленые, несмотря на подступившие холода, небольшая речка, извивающаяся впереди. На другом ее берегу шелестела желтой и багряной листвой роща, а прямо перед гостями возвышался особняк викторианского стиля, судя по башенкам и арочным окнам.