– Не раньше марта, – твердо сказал Яков. – И то, при благоприятной погоде, без перебоев в поставках оборудования и при полной самоотверженности работающих здесь людей… впрочем, насчет последнего у меня нет ни малейшего сомнения. Все они люди увлеченные, талантливые и верные.

Вот насчет последнего Жак мог бы возразить, но не стал. Помимо того, что он служил для Якова неким буфером, когда изобретателя осаждали газетчики, пытающие прорваться через стену секретности, или служащие всеразличных министерств и ведомств, он тщательно следил, чтобы все ученые, принимавшие участие в проекте, были преданны только Шварцу и его делу, и ничему больше. Проще говоря, он выслеживал шпионов. И как раз буквально этим утром подозрение, зародившееся у него, оформилось в почти полную уверенность. Скользкий малый, мистер Финней – американец, инженер. Он присутствовал на этой встрече с Советом, стоял в углу, скромно потупившись. Но Жак таких, как этот Финней, на завтрак ел, и нюх его никогда еще не подводил.

– Март, значит. – Хмыкнул Картрайт. В тоне его слышалось сомнение и некий прозрачный посыл, означающий «февраль был бы предпочтительней».

– Март. – Не моргнув глазом, подтвердил Яков.

– Хорошо. – Председатель поднялся, кивнул «свите». – Отчет я жду, как всегда, в конце недели, мистер Шварц.

Спровадив инспекцию, вся проверочная деятельность которой, как выяснилось, состояла в проходе туда-сюда с важным видом, Жак подал сигнал Якову – мол, есть разговор. Доведя гостей до выхода, он раскланялся и, закрыв за ними дверь, махнул рукой бригадиру – можно начинать работать. Затем поднялся на несколько пролетов вверх, прошел по решетчатому полу третьего этажа – под ним снова заработали станки, забурлила работа, застучали молоты и зашипели сварочные дуги, создавая ощущение, будто внизу разверзся ад – и вышел через небольшую дверцу на крышу ангара. Ветер тут же вцепился в горло, глаза заслезились. Жак запахнул пальто и осторожно двинулся вдоль узкого балкона, который привел его на площадку – неустойчивую, казавшуюся хрупкой по сравнению с громадой здания. Перил у нее не было, так что Жак прислонился спиной к закругляющейся крыше ангара, холодной и твердой, и стал ждать Якова. Тот появился нескоро.

– Отчего задержался? – Спросил Жак.

– Отвечал на вопросы.

– Вроде «Что это за усатый старикан, и зачем он приходил»?

Яков пожал плечами, то ли показывая свое равнодушие, то ли от холода:

– Обычная процедура. Прийти, сделать суровое лицо, и уйти. Все равно информацию он получает напрямую от меня, в отчетах, каждую неделю. Это так, показательный визит – напомнить, кто тут хозяин.

Повисла пауза, потом Жак не сдержался, захохотал. Смеялся он долго. Яков сначала смотрел на него с осуждением, но очень скоро выяснилось, что оно напускное – он тоже прыснул.

Сверху открывался впечатляющий вид на море – оно блестело на солнце, как рыбья чешуя, а пологие холмы, спускавшиеся к берегу, радовали глаз изумрудно-зеленой травой. Смех постепенно смолк и некоторое время мужчины стояли молча, просто любуясь зрелищем.

– Ги Бразил… – Пробормотал, уставившись вдаль, Жак. – Авалон… Я обнаружил у нас шпиона, – добавил он, резко переходя к делу.

– Финней? Я знаю. – Отозвался Яков, поднимая воротник пальто. – И все жду, когда он залезет в мои бумаги, или начнет вести разговоры с другими учеными, но он осторожен…

– Или труслив. Хочешь, я сыграю перед ним дурачка? Все знают, что я – твоя правая рука. Если я продемонстрирую свою слабость, он не преминет предложить мне деньги или власть. Или и то, и другое.

– Сыграй, только не переусердствуй. – Яков сделал пару шагов вперед, наклонился, глядя вниз. Ветер трепал пряди его волос, и казалось, что это языки пламени пляшут вокруг головы. Казалось, он нисколько не напуган высотой, наоборот, его завораживает чувство, которое возникает, когда стоишь на самом краю. Яков поднял взгляд зеленых глаз на Жака. – А когда узнаешь, что именно он уже успел разнюхать, избавься от него.

Жак рассчитывал, что ему придется долго «обхаживать» Финнея, подкидывать намеки, вздыхать, демонстрировать пустой кошелек, маячить перед глазами с брошюрой «Как обмануть своего босса, украсть его секреты и выйти сухим из воды», но все оказалось проще. Видимо, совпали те самые мелкие детали, моменты жизни, линии, о которых так любил рассуждать Яков. Буквально через пару дней после разговора с патроном Жак задержался в ангаре допоздна. Рабочие ушли, только в Бюро засиделись ученые, исписывая грифельную доску непонятными закорючками, но вскоре и они удалились. Жак и не думал в этот день «ловить рыбку», ему действительно надо было перебрать кучу бумаг – предстояла тяжелая работа: хоть Яков и употреблял словосочетание «мой еженедельный отчет», занимался-то им Жак.

Француз выключил свет везде, кроме лампы на своем рабочем месте, и засел за кипы схем и бухгалтерских ведомостей. Хорошо еще, что основные финансовые дела вел Адам, которому раз в день отправляли картонную коробку с документами по адресу Шварца. Но вот общую смету и, в особенности самые секретные расчеты производил Жак. Председатель был категорически против, чтобы столь важные документы покидали ангар, а Яков так же непреклонно заявил помощнику, что Адама на проекте не должна видеть ни одна живая душа. Вот и мучился Жак каждую субботу, то швыряя карандаши в стену, когда цифры начинали двоиться в глазах и путаться, то бегая по Бюро и пиная мусорные корзины.

Дверь в Бюро чуть скрипнула. Жак поднял голову от бумаг. Никого… Он снова склонился над листами, но тут дверь скрипнула второй раз. В проеме стоял Финней, длинный, нескладный, в мятой шляпе.

– Сеньор Мозетти, вот так неожиданность… а я забыл зонт.

«На улице нет дождя, шпион недоделанный», – чуть было не буркнул Жак, но вежливо улыбнулся.

Американец забрал зонт и, уже вроде бы собравшись уходить, остановился у стола француза.

– Отчет пишете?

«Почему бы и нет?», – подумал Жак.

– Да… – он тяжело вздохнул. – Так всегда, гнут спину простые клерки, вроде нас с вами, а вся слава достается начальству. У меня уже ум за разум заходит от этих цифр. И вчера я не спал, и сегодня до постели не доберусь, похоже.

Изобразив на лице мировую скорбь, Жак застыл в ожидании – клюнет?

– Да уж. И получаем мы за это сущие гроши… а между тем, без нас они бы и шагу сделать не могли, – ответил Финней, подтащил стул и сел рядом с коллегой.

«Мне бы в актеры, – сокрушенно кивая, подумал Жак, – синематографа… хотя нет, пусть сначала звук к нему приделают, а то львиная доля моего очарования пропадет». Американец тем временем продолжил:

– Вы давно служите у мистера Шварца?

«Как сказать… возможно, всю мою жизнь…»

– Два года, – произнес Жак вслух. – А что?

– И что вам о нем известно? Просто… не поймите меня неправильно, я всякое слышал.

«Вот так вот, с места в карьер – где их только учат?»