Но далеко они не ушли. Да что там! Лент даже входную дверь закрыть за собой не решился. Потому что на лестничной площадке их ждали. Визуально один, а по ощущениям трое. Что-то в последнее время нечисть вокруг Лента троится.

Но начнём с визуального. На ступеньках первого же лестничного пролёта, ведущего вниз, грустно подперев голову ладошками, сидела милая бледная девочка. Тонкий профиль в обрамлении длинных волос и летнее платьице шли вразрез с январским морозом и плохо отапливаемым подъездом. Но синюшный оттенок кожи девочки не имел отношения к морозу – Лент прекрасно знал, что мары не чувствуют ни холода, ни тепла. Они чувствуют потребность уводить живых. За Черту. Редкостная дрянь, иногда одного прикосновения такой красотки достаточно для запуска программы, если говорить словами Анны. Ведьмы говорили проще – кого тронет, того сведёт. Предполагалось, что в могилу. По здравому размышлению, мары, скорее всего, выступали среди живущих в качестве якорей для ушедших леших, но узнать об этом при жизни никому из тёмных так и не удалось. Мары хорошо выполняли свою работу и свидетелей оставляли только косвенных.

– Так… Любочка. У нас гости. Вам лучше переждать в квартире под защитой оберегов.

Он вежливо, но безапелляционно задвинул Любочку себе за спину. Та всхлипнула.

– Я сделал вам больно? Извините!

Показалась Алевтина, удивлённая вознёй на пороге:

– Холода напустите в квартиру!

Любочка снова всхлипнула: «Простите меня…»

…Любочка просит прощения? А тут ещё девчонка обернулась и встретилась с Лентом взглядом. Он автоматически кивнул. Она ответила. Да что же это такое?! Неужели Любочка упорядочила мару?

– Любовь Артемьевна, вы ничего не хотите рассказать нам с Алевтиной?

Алевтина уже выплетала в воздухе руну, но Лент её остановил, происходящее становилось интересным. Академически. С упорядоченной мары можно снять кучу информации – неплохой шанс, с учётом редкости этого типа привидений.

Любочка упрямо смотрела в пол и поскуливала, Алевтина замерла с нелепо скрещенными руками, оставалось рискнуть.

– Вернёмся в квартиру. Поговорим, как взрослые люди, несущие ответственность за свои поступки. …Вас тоже прошу, – обратился он к девочке, и уловил на её лице удивление.

Эмоции на лице мары. Приехали.

– Нечисть?! В мой дом?! – такой решительной Лент не видел Алевтину с тех пор, как она защищала его от драчунов на детской площадке.

– По приглашению, Алевтина, по моему приглашению, одноразово и на условии не причинения вреда.

Девочка подмигнула. Всё. Теперь точно приехали.

Алевтина захлебнулась воздухом, как рыба, но продолжать пререкания не посмела. Отошла от двери вглубь коридора, пропуская вовнутрь всхлипывающую Любочку и сосредоточенного Лента. Мара вошла последней. Тонкая, лёгкая, босая, полупрозрачная какая-то, но на взгляд вполне осязаемая и живая. Лент указал в сторону гостиной, но мара развернулась и вопросительно мотнула головой в другую сторону. Там была гостевая комната, где ночевала Любочка.

– Ладно, – хмыкнул Лент, – пошли.

Гостевая была небольшой, но уютной комнатой с тахтой, шкафом и небольшим столиком-трюмо у окна. Шторы Любочка оставила закрытыми, потому и света здесь было немного.

– Рассказывайте сначала вы, Любочка. Только пальто снимите – запаритесь.

Надо сказать, у помощницы получилось собраться довольно быстро. Возможно, не до конца, но всхлипов с её стороны больше не доносилось. Пальто она сбросила одним движением, свернула валиком в руках, а потом пошла и села на тахту, рядком к устроившейся там же в странной позе маре.

– Лаврентий Петрович! Алевтина! Я должна была вам рассказать, но не знала как. Они теперь ко мне приходят. Иногда по очереди. Иногда вместе. С тех пор как Савила забрала Руфуса. И самое странное, что я их не боюсь. Они послушные. Я не хотела, чтобы вы их развеивали, вот и молчала. Может, мне нужно подлечиться? Что со мной, Лаврентий Петрович?

Ответа на вопрос помощницы у Лента не было. Любочка – симбионт, а симбионты не изучены, в сотый раз подумал он. Так, может, начать изучение прямо сейчас?

– Кто ещё ждёт вас в коридоре, Любочка?

– Разве я знаю? Надо пойти посмотреть, позвать, чтобы показались, некоторые проявляются только по просьбе.

– Что они от вас хотят? О чём просят? Чего требуют?

– Что вы! Какие требования! Просят, конечно, вернее, надеются. Все на одно и то же – вспомнить.

Вот как! Интересный разворот. Он изучил свернувшееся калачиком девчоночье тельце. Мара была настолько реалистична, что в её нематериальность верилось с трудом. Сидит же, даже полулежит, не проваливается в подушки, не парит, правда, валик Любочкиного пальто аккуратно проходит ей сквозь бедро, не доглядела.

– Что же хотели вспомнить вы, милое создание?

Он знал, что мары умеют говорить. Встречался с парочкой, давно, когда чистил партизанские отряды в лесах, но на такой ясный ответ не рассчитывал.

– Мир вашему дому!

Воздух зазвенел мириадами мини приманок, окутал Лента желанием подчиниться и если бы не руна под левой лопаткой, он бы сейчас доверчиво улыбался милой девочке в полной готовности идти за ней, куда позовёт. Но руна сработала. Больше того, от внимания Лента не ускользнуло, что перед тем, как открыть рот, мара дождалась утвердительного кивка от Любочки. Ничего себе!

– У нас домового нет, свели ещё до революции, – буркнула Алевтина, занявшая стратегическую позицию у двери. Что почувствовала она, Лент не знал, скорее всего уже навесила в воздухе защитных рун, ограждая себя от всего на свете, включая инопланетян, не говоря уж о какой-то маре. А приветствие восприняла, как старое клановое, адресованное домовому.

– Они себя хотят вспомнить, – пояснила Любочка. – Ольха не первая. Началось с визжащей старухи, но та сразу ушла, как вспомнила. Есть облачка маленькие, я их почти не вижу, сырость чувствую. Ну, и вопрос, конечно. Все просят: «Можно?»

– Вы пускаете их в себя, Любочка?! Это опрометчиво.

– Ничего, я после Руфуса хорошо их чувствую. Дальше барьера не пройдут. Пару минут посидят, потом сами выходят. Из облачных пока никто не возвращался. Ольха, вот, возвращается, да я и не гоню, она безобидная.

– Безобидная… М-да. Ваша Ольха, Любочка, – мара. Дух тёмного, если доверять опыту нашего клана. А точнее, дух лешего, который обижен на собственную кончину и мстит миру живых, заманивая за Черту беззащитных людей.

– Нет, что вы! Она ничего такого не делает. Мы скоротали вместе немало вечеров, она многое вспомнила: из монашеского скита ушла, прислужницей настоятельницы.

– Вот значит как. Ностальгия. А теперь говорю я, а отвечает Ольха.

Руки Лент на всякий случай сложил под распыление, да и сердиться он начинал тоже, поэтому «безобидная» девочка должна была хорошо рассмотреть сполохи зелени в его глазах. Рассмотреть и желательно испугаться. Так и вышло. Фигурка задрожала и стала пропадать.