Смилуйся над теми, кто сам себя жалеет, считая, что они –хороши, а вот жизнь к ним несправедлива, ведь они не заслуживают того, чтослучается с ними, – ибо никогда они не смогут вступить в Правый Бой. Но ещебольшую милость яви тем, кто жесток по отношению к самому себе, кто видит впоступках своих и деяниях лишь коварство и злобу, кто во всех несправедливостяхмира винит себя. Ибо им неведом Твой закон, он же гласит: «…у вас и волосы наголове все сочтены».

Смилуйся над теми, кто приказывает, и над теми, кто всевремя посвящает работе, принося себя в жертву ради воскресенья, когда всезакрыто и некуда пойти. Но еще большую милость яви тем, кто относится к работесвоей как к святыне и выходит далеко за пределы собственного безумия, а в концеконцов погрязает в долгах или оказывается по воле своих же братьев на кресте.Ибо им неведом Твой закон, он же гласит: «…будьте мудры как змии и просты какголуби».

Смилуйся над человеком, который может одолеть весь мир, авыиграть в Правом Бою с самим собой не в силах. Но еще большую милость яви тем,кто в Правом Бою одолел самого себя, а теперь околачивается на углах жизни и вбарах ее, потому что не смог победить мир. Ибо им неведом Твой закон, он жегласит: «…всякого, кто слушает слова Мои сии, уподоблю мужу благоразумному,который построил дом свой на камне».

Смилуйся над теми, кто робеет взять в руку перо или кисть,резец или иное орудие, считая, что кто-то уже исполнил это предназначениераньше и лучше, нежели он, над теми, кто не считает себя достойным войти подблагословенные своды Искусства. Но еще большую милость яви тем, кто дерзнулвзять в руку перо или кисть, резец или иное орудие, но Вдохновение свое ониоблекают в убогую и невзрачную форму самодовольства и сознания своегопревосходства над другими. Ибо им неведом Твой закон, он же гласит: «…нетничего тайного, что не сделалось бы явным, и не бывает ничего потаенного, чтоне вышло бы наружу».

Смилуйся над теми, кто ест и пьет и имеет всего вдоволь, нонесчастлив и одинок в довольстве своем. Но еще большую милость яви тем, ктопостится и воздерживается, осуждает и запрещает, в том полагая святость свою, ипоминает имя Твое на площадях. Ибо им неведом Твой закон, он же гласит: «…еслиЯ свидетельствую Сам о Себе, то свидетельство Мое не есть истинно».

Смилуйся над теми, кто боится Смерти, не ведая, как многоцарств уже пали во прах, как много мертвых уже умерли, кто несчастлив при мыслио том, что настанет день – и все кончится. Но еще большую милость яви тем, кто,зная многих мертвых своих, сегодня почитают себя бессмертными. Ибо им неведомТвой закон, он же гласит: «…кто не родится свыше, не может увидеть ЦарствияБожия».

Смилуйся над теми, кто уловлен в шелковые сети Любви и ктопочитает себя господином над кем-то, и терзается ревностью, и убивает себяядом, и мучается, потому что не могут они постичь, что Любовь изменчива, какветер и как все сущее на свете. Но еще большую милость яви тем, кто умирает отстраха полюбить и отвергает любовь во имя Любви Истинной, которая им неизвестна. Ибо им неведом Твой закон, он же гласит: «…кто будет пить воду,которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек».

Смилуйся над теми, кто тайну Мироздания сводит к простомуобъяснению, Бога – к волшебной палочке, а человека тщится представитьсуществом, имеющим потребности, которые должно удовлетворять, ибо ему никогдане дано услышать музыку сфер. Но еще большую милость яви тем, кто, обуянныйслепою верой, пытается в ретортах своих получить из ртути золото, ктообкладывается книгами о тайнах Таро и могуществе пирамид. Ибо им неведом Твойзакон, он же гласит: «…пустите детей приходить ко Мне, ибо таковых естьЦарствие Божие».

Смилуйся над теми, кто не видит никого, кроме самих себя,кто из окон своих лимузинов глядит на других как на отдаленный и оттого смутновидный пейзаж, кто, затворяясь на верхнем этаже в кабинетах с кондиционерами,безмолвно терпит одинокую муку всемогущества. Но еще больше милости яви к тем,кто милосерд и великодушен и, раздавая все имение свое, ищет победить зло однойлишь любовью. Ибо им неведом Твой закон, он же гласит: «…продай одежду свою икупи меч».

Господи, смилуйся над нами – мы ищем и чаем взять в рукувозвещенный Тобою меч, смилуйся над народом праведным и греховным, рассеяннымпо лицу земли. Ибо мы не знаем самих себя и часто думаем, будто одеты, тогдакак наги; полагаем, что совершили преступление, тогда как спасли кого-то. Непозабудь в неизреченной милости Твоей обо всех нас – о тех, чья рука, держащаямеч, – это и рука ангела, и рука демона одновременно. Ибо мы сущи в мире и вмире пребудем и нуждаемся в Тебе. В Тебе и в законе Твоем, он же гласит:«…когда Я послал вас без мешка, и без сумы, и без обуви, имели ли вы в чемнедостаток?»

Петрус завершил свою молитву. Было все так же тихо. Онпристально смотрел на пшеничное поле, простиравшееся вокруг.

В конце того дня мы пришли на развалины замка,принадлежавшего в старину ордену тамплиеров. Присели передохнуть. Петрусраскурил неизменную сигару, я допил оставшееся от обеда вино. Потом огляделокрестности – несколько крестьянских домиков, башню замка, волнистуюповерхность вспаханного поля, приготовленного к севу. Внезапно справа от меняпоявился, пробираясь через лежащие в руинах крепостные стены, пастух со своимиовцами. Небосвод пламенел закатом, и в завесе пыли, поднятой овечьимикопытцами, все сделалось призрачным и смутным, словно сон или колдовскоевидение. Пастух поднял в знак приветствия руку. Мы ответили.

Овцы прошли мимо нас своим путем. Петрус поднялся. Зрелищебыло впечатляющее.

– Идем! Надо спешить, – сказал он.

– Почему?

– Потому! Разве ты не понимаешь – мы уже давно находимся наПути Сантьяго?

Но что-то подсказывало мне – его внезапная торопливостьтаинственно связана с магическим появлением пастуха и овечек.

Через два дня мы вышли к подножью гор, высившихся на юге иломавших монотонность бескрайнего пространства пшеничных полей. На холмистойравнине там и тут, здесь и там виднелись желтые знаки, упомянутые падреХавьером. Петрус же без объяснений двинулся прочь от них, упорно забирая вседальше к северу. На мои недоуменные вопросы он сухо отвечал, что проводник – они, стало быть, знает, куда направляется.

Мы шли уже не менее получаса, когда вдруг послышалось нечтопохожее на шум водопада. Вокруг не было ничего, кроме выжженных солнцем полей,и я подумал, что это шелестят колосья под ветром. Но с каждым шагом шумстановился все сильней, покуда не исчезли последние сомнения: это и в самомделе – водопад. Необычность же заключалась в том, что сколько ни крутил яголовой, так и не заметил вблизи горы, с которой мог бы низвергаться поток.