Если им приходилось учиться в Риме, то каждое воскресенье ходили в катакомбы – эти древнехристианские храмы и усыпальницы первохристиан и многих мучеников. (Жизнь бл. Иеронима. При I томе его Твор. в рус. переводе, стр. 19).

Если им приходилось слушать уроки в городе, где был монастырь, то они посещали благочестивых подвижников и наслаждались их беседой; также не упускали случая войти в знакомство с лицами, обладавшими богословскими познаниями, заводили с ними беседы и вступали в учено-богословские состязания. (Там же, стр. 21–22).

Они, случалось, выбирали себе квартиру в таком доме, который был как можно «ближе к церкви». (Письмо Григория Богослова к Феодору епископу Тианскому. Твор. его, VI, 242).

Вследствие всего этого для христианских юношей открывалась возможность, как выражается один из них, найти «ранние условия вести божественную жизнь». (Григорий Богослов. Надгробное слово Василию Великому. Твор. его, V, 383).

Среди своих сверстников они представляли зрелище поразительное. Так было в разных местах, так было и в Афинах – этом святилище политеизма. Афины не отвлекали христианских юношей от исполнения тех правил, по которым располагали жизнь вообще христианские питомцы школ. Чудное зрелище: «Эллада и любезная юность и все – уступали Христу». (Его же. Надгробие самому себе. Твор. его. V, 385).

Языческие воспитанники любили пиршества и пиршества бурные, христианские же юноши «не предавались излишествам и проводили жизнь тихую». (Его же. Стихотворен, о своей жизни. Твор. его, VI, 12).

Христианские юноши своей серьезностью, «зрелостью в понятиях» производили такое сильное впечатление на своих сверстников, что своевольные школьники делали для них исключение при приеме в свой кружок: не подвергали их «дерзким шуткам», ни сопровождали их с нелепыми обрядами в баню. Всего этого умел избежать, по крайней мере, славнейший из христианских юношей, учившихся в Афинах. (Его же. Надгробное слово Василию Великому. Твор. его, IV, 71).

Все обряды, какими сопровождался прием новичков в среду школьников, христианские юноши справедливо считали заслуживающими порицания. Они находили эти обряды крайне тягостными для благоразумных людей и чувствовали себя счастливыми лишь тогда, когда процедура кончалась. «Освобождение от огорчений и прекращение их во всем обряде посвящения есть самое приятное», рассуждали они. (Его же. Там же, стр. 71).

Высокие качества христианских школьников не оставались незамечаемыми и для языческих учителей. Эти последние невольно отдавали дань уважения стремлениям к порядку и благоприличию, каковыми стремлениями отличались христианские юноши в среде своих сверстников. «Начальство отличало их ради их качеств», этого мало: они делались «уважаемы в целом городе, где они учились». (Его же. Надгробное слово Кесарию. Твор. его, 1, 246).

Первые опыты введения правильной дисциплины и благочиния в школах делаются лишь под влиянием начал христианских. Христианские императоры IV века Валентиниан и Грациан принимают должны меры к обузданию своеволия школьников и приучения их к надлежащей дисциплине. Вот указ этих императоров: «Те, которые приходят в город с намерением учиться, прежде всего пусть являются к магистру ценза, от которого должно быть дано позволение войти, и пусть приносят с собой такого рода свидетельства, чтобы обозначены были и родной город их, и родители, и прежние успехи. Потом в это же время пусть заявляют, какими науками они намерены заниматься. Далее, канцелярия чиновников должна точно знать их квартиру, в которой они занимаются тем делом, какому, по их заявлению, они посвятили себя. Эти же чиновники пусть надзирают и за тем, чтобы все и в обществе являлись такими, какими они должны быть, а именно, чтобы они считали нужным избегать гнусной и худой молвы, не часто бы посещали зрелища и не присутствовали бы на народных пиршествах. В случае если кто из них не так ведет себя в городе, как того требует достоинство наук, подвергать таких публичному телесному наказанию, а затем на кораблях высылать из города и возвращать на родину. Посвятившие себя по призванию науке пусть живут в городе до двадцатилетнего возраста. После этого срока те, которые не хотят добровольно выбраться из города, властью префектской высылаются на родину вопреки их желанию. (Вероятно, указ опасается, что достигшие двадцатилетнего возраста школьники своими недетскими наклонностями могут служить соблазном для прочих детей; отсюда строгие меры против первых). Канцелярия цензуры должна каждый месяц составлять отчет о школьниках, кто они, откуда прибыли, каковы и отмечать тех, которые должны быть высланы. Пусть ежегодно подобный отчет представляют в нашу (императорскую) канцелярию, дабы мы, зная достоинства и успехи всех, могли судить, полезны ли они для службы». Таков был первый шаг христианского законодательства, направлявшегося к приведению в порядок и благообразие поведение школьников. Разумеется, он не только был полезен, но и существенно необходим. Только языческая общественная распущенность могла терпеть распущенность школ.

Какова была дисциплина в языческих школах, такова же была там и нравственность. Яблоко недалеко падает от яблони. Уже из того, что сказано выше о слабости дисциплины в школах языческих, можно заключать, что нравственность языческих школьников должна была стоять на низком уровне. Но мы приведем еще несколько черт, характеризующих печальное нравственное состояние языческих школьников и указывающих как далеко простиралось зло. Языческие дети привыкали к воровству; они не могли давать себе отчет, как это дурно, не понимая, что «все пороки детства переходят в следующие затем возрасты». Они ни во что ставили обман, ложь, «обманывали и учителей, и родителей, употребляя на то всякую ложь». Они привыкали к наглому хвастовству. «Детской невинности не было уже у детей языческих». (Августин. Исповедь, кн. 1, гл. 19).

Но все это ничто в сравнении с той нецеломудренностью, какой отличались языческие школьники. И это неудивительно, если примем во внимание следующее: часто школьники учились вдали от домов родителей, в каком-нибудь городе, неблизком к родине. Поэтому школьники оставались на полной свободе и злоупотребляли ею. (Григорий Нисский. О жизни Григория чудотворца. Твор. его. VIII, 139).

Да если дети и жили под одной кровлей с родителями, то это мало помогало делу, потому что родители не обращали внимания на нравственное состояние своих детей. «Домашние и близкие по одному свидетельству, не заботились о том, чтобы отвращать детей «от плотских похотений», внушать им негодование «к бесстыдству и беспутству». (Августин. Исповедь, кн. II, гл. 2).

Правда, язычники тех времен в деле нравственного воспитания своих детей возлагали большие надежды на педагогов, называли их «стражами целомудрия школьников», сравнивая их с «лающими собаками, отгоняющими волков», т. е. соблазнителей от их питомцев; но горький опыт не оправдывал подобных надежд. Товарищи в школах не только не сдерживали друг друга в