разве можно сравнивать их с языческими образованными людьми? Какую бы они школу ни проходили, языческую ли, христианскую ли, или же смешанную, т. е. учились ли они в тех и других школах, они, разумеется, в большинстве, остаются тверды в убеждениях, являются людьми с крепким, цельным характером. Приводить ли примеры в доказательство сейчас высказанной мысли? Обратите ваши взоры на Оригена, сначала учившегося в школе своего отца христианина, александрийского ритора Леонида, потом слушавшего уроки языческого философа и «пророка» Аммония Сакка; Оригена, познакомившегося под руководством этого последнего с самой соблазнительной языческой философией неоплатонической, Оригена, прекрасно изучавшего всех древних философов, не исключая материалистов и атеистов; проследите всю жизнь Оригена, и вы уверитесь, что он никогда не изменял христианским убеждениям, и ничто не могло отторгнуть его от любви Божией: он всегда оставался благочестивым христианином. Какое величественное и поучительное зрелище представляют ученики Оригена, учившиеся в его александрийской школе! Несколько из его учеников, цветущих молодостью, талантливых, с прекрасной жизненной перспективой, идут с полной готовностью на смерть за исповедание той веры, которой они так дорожили и значение которой им было объяснено юным учителем Оригеном. Но что это? Вместе с учениками Оригена отводится на казнь и какая-то молодая женщина. Кто она? Да и эта ученица Оригена, это та Гераиса, которая так любила уроки Оригена, которая недавно оглашена и теперь идет креститься в «огне»: ее ведь определено сжечь на костре. (Евсевий. Церк. история, VI, 4).

Кому неизвестно также, что св. Иустин философ имел школу в Риме и что когда приспело время доказать приверженность его к вере самим делом, пострадать за свои убеждения, то он с твердостью пошел на место казни. А за ним пошли и все его ученики, все они, вся школа захотела разделить жребий своего учителя. Все они преданы казни. И хотя бы один стон, один звук! Лишь легкая бледность лица свидетельствовала, что исповедники навсегда прощаются со здешней жизнью. Христианские юноши, прошедшие школу языческую, заявляли себя не меньшей твердостью характера. Когда брату Григория Богослова, знаменитому врачу Кесарию, предстоял выбор: оставаться ли верным «подвигоположнику Христу» или же стать на сторону «жестокого властелина (Юлиана), то обольщавшего Кесария сладкими речами, то устрашавшего обширностью своей власти», тогда бывший питомец александрийской языческой школы с твердостью остался верен своим христианским убеждениям. (Григорий Богослов. Надгробное слово Кесарию. Твор. его, I, 253).

Еще один и последний пример. Св. Амфиан, сын богатых родителей, получивший прекрасное образование в Оксфорде древних времен – в Берите (в Финикии, ныне Бейрут), пламенеет такой ревностью к христианским убеждениям, что безбоязненно идет обличить язычника-префекта и приобретает мученический венец за свое неустрашимое мужество. И поверите ли, что св. Амфиану в это время не было и двадцати лет. (Евсевий. О палестинских мучениках, гл. 4).

Остается сказать о тех взглядах на жизнь и деятельность, какие вырабатывались у христианских образованных юношей. Языческие юноши заботились главным образом о том, чтобы скорее сойти со школьной скамьи, они «спешили броситься в жизнь». Мало этого: все их помыслы устремлены были на то, чтобы получить «возможность с их образованием блистать в свете». (Августин. Исповедь, кн. 1, гл. 10).

Короче: их взгляды на жизнь отличались легкомыслием. Как не похожи на этих легкомысленных молодых людей христианские юноши, учившиеся в школах не спеша, иногда до тридцатилетнего возраста! А главное: внешние приманки, внешний блеск совсем не соблазняли их. Когда Василий Великий и Григорий Богослов кончили курс в афинских школах, то к ним пришла толпа друзей и сверстников и многие из профессоров; все они «уверяли блестяще кончивших курс христианских юношей, что они ни под каким видом не отпустят Василия с Григорием, просили, убеждали, удерживали силой»; (Григорий Богослов. Надгробное слово Василию Великому. Твор. его, VI, 80). т. е. цвет афинской образованности просил этих юношей остаться в Афинах и открыть курс преподавания красноречия. Как было бы это заманчиво для других? Как, например, стремился попасть в Афины в профессора красноречия знаменитый Ливаний, и тщетно! Но ни Василия, ни Григория лестное предложение афинского ученого общества ни мало не соблазнило. Вместо того, чтобы сделаться профессорами в Афинах и без сомнения блестящими, они отплыли на родину. И здесь в незнатных городах – один в Кесарии, другой в Назианзе, приняли на себя скромную должность учителей церкви. О св. Григорие чудотворце биограф его рассказывает, что когда Григорий блестящим образом окончил курс наук в Александрии и Кесарии палестинской, то ему сделано было много лестных предложений занять то или другое место, обещавшее все блага мира сего; но Григорий, не внимая ничему такому, решился вернуться в родной Понт. «Здесь все ожидали, продолжает рассказ его биограф, что он обнаружит свою ученость всенародно, дабы в похвалах и известности получить плод долговременных трудов». Но все обманулись. Григорий «высказывает свою мудрость молчанием, от городской жизни он удаляется в уединение»… Правда, впоследствии Григорий делается епископом Неокесарийским в Понте, но это случилось при исключительных обстоятельствах. Митрополит Понтийский Федим избрал Григория в архипастыри вышеназванного города, но избранник никак не хотел принять посвящения в такую ответственную должность. Тогда Федим (редкий случай в истории!) посвятил Григория заочно. Когда Федим хиротонисал Григория, последний находился от своего рукоположителя на расстоянии трех дней пути. После этого Григорий не противился, подчинившись своему жребию. (Григорий Нисский. О жизни Григория Чудотворца. Твор. его, VIII, 141–145).

Кто вдумается глубже в обстоятельства воспитания молодых людей в языческих школах с его последствиями, которые предположительно должны бы быть вредными и опасными для христианских юношей, но которые в действительности были полезны и благотворны для этих последних, тот с верой может принять, что в этом случае на этих юношах исполнялось обетование, данное Иисусом Христом своим ученикам по воскресении: «Аще и что смертно испиют, не вредит их» (Мк. 16,18). Христианские юноши утоляли свою духовную жажду из ядовитых источников, в языческих школах, и, однако же, смертоносные источники эти не вредили им. Даже «душепагубные Афины» превращались для них в душеполезные Афины. Не напрасно Григорий Богослов восклицал в свое время: «Эллада, приятная юность – вы уступили Христу!»

Церковные доходы в первые века и их употребление на дела благотворительности

Положение дела в евангельское и апостольское время. – Средства церковные и их употребление во II и III веке; в чем они состояли, – начатки и десятина – чрезвычайные пожертвования – кто распоряжался церковным имуществом? – Сбор пожертвований в праздники – ото всех ли принимались пожертвования? – Кому оказывалось пособие из церковных стяжаний? – Внимательность, с какой это