На следующий день дрожь под ногами усилилась, сухая земля трескалась, запах стал острее, и воздух продолжал нагреваться. Дорл смотрел на высокие холмы впереди, невольно замедляя шаг. Ворг, которого он вел под уздцы, протяжно завыл, как волк на луну. А потом из-за холмов повалил черный дым. Дорл остановился. Он понял, что это означает.

Он никогда не видел настоящих вулканов, но слышал и читал о них. Ведь альфа должен знать многое о мире, который он пытается покорить. Когда-то вулканы извергали свое жуткое, кипящее нутро и на его родных землях, но это было так давно, что даже рукописей об этом осталось очень мало. А вот сказки о горящих холмах и реках живого огня сохранились. В детстве некому было рассказывать их Дорлу, но все же он их знал, хоть и не мог вспомнить — откуда.

— Уходим к вон тем горам, нам нужно подняться как можно выше, — скомандовал он.

А дальше была одна сплошная погоня. Они неслись, что есть силы, к скалистым возвышенностям справа. Неслись и верили, что успеют обогнать смерть, которая вот-вот протянет к ним свои раскаленные ладони. Дорл слышал грохот, но не оборачивался, чувствуя нарастающий жар за своей спиной. Все заволокло дымом. Ворги — ловкие, могучие звери — тяжело дышали и спотыкались, и Дорл уже знал, что даже если они успеют, наверх животным не вскарабкаться, а значит они лишь спасут своих хозяев, довезя их до гор и умерев у подножья.

Никто не смотрел назад. Никто не видел, как в долину тонкими извивающимися червями заползает лава. Когда Дорл запрыгнул на камни и подтянул к себе бету, следовавшего за ним, он лишь отметил, что добрались все. Но самым тяжелым оказалось вовсе не достигнуть спасительных гор, а взобраться на них. Он слышал, как внизу воют брошенные ворги, и очень хотел подарить им быструю, легкую смерть, но даже этих секунд у него не было. Заполненный черным дымом воздух раскалился так сильно, что казалось, в нем можно свариться, как в огне. Но Дорл терпел. Он чувствовал, как его кожа буквально плавится — ее словно бы сдирали с него живьем. Тело горело не только снаружи, но и внутри: при каждом вдохе в него как будто проливался расплавленный металл.

В какой-то момент Дорл вдруг осознал, что не может понять, открыты у него глаза или нет. Он ничего не видел и двигался вверх на ощупь. От грохота давно заложило уши, и это тоже не сразу до него дошло. Разум не мог воспринять столько всего сразу. Дорл заставлял себя удерживаться в сознании, хотя мысли в голове предательски таяли в боли и темноте.

Последнее связное, что Дорл отчетливо помнил, так это вершина горы, до которой он все же сумел добраться, и двое людей, едва живых — ослепших, обожженных, но поднявшихся вместе с ним. Оба рухнули на самом краю и больше не шевелились. Дорл нашел в себе силы оттащить их подальше, после чего и сам провалился в зыбкое ничто.

Он не увидел, как кипящие кровавые реки по обе стороны горы, на которой он находился, становятся шире и заполняют долину, превращаясь в дикое пылающее море. Он не услышал, как дыхание обоих людей рядом с ним оборвалось. Он не знал, сколько продолжалась эта пляска огненных богов. Он даже не почувствовал, как воздух начал остывать. Облизав долину и превратив ее в один лишь пепел, лава утекала в расщелины между холмов, будто выглянув наружу, теперь возвращалась домой.

Все это время Дорл пребывал где-то там, в грезах, где прохладная рука Алиен снимала боль и заживляла его раны. Ее лик сменялся убитым бетой, которого не обязательно было сжигать, ведь вулкан и так уничтожил все, до чего сумел дотянуться. Но если бы они не задержались тогда, в поисках сухих веток для погребального костра, то оказались бы гораздо ближе к вулкану в момент его извержения, и не успели бы добраться до спасительной гряды… Впрочем, спасительной ли?

Да верха смогли добраться лишь трое из них, и двое не выдержали горячего дыхания вулкана. Вернувшиеся, когда лава ушла, стриксы уже исклевали их тела и теперь поглядывали на третье, неподвижное, но все еще живое. На первый день им хватило тех двоих. Во вторую ночь они уже косились на альфу, потихоньку, по маленькому птичьему шажку приближаясь к нему. Его дыхание было слабым и тяжелым. Стриксы вслушивались в него и вглядывались в дрожащие веки человека. Он должен был умереть. Птицы-падальщики как никто другой знали, когда смерть приходит за живыми, а значит это блюдо тоже будет принадлежать им, пусть они ждут его уже три дня…

Но на четвертую ночь Дорл открыл глаза.

Алиен

Деревья были корявыми, приземистыми, похожими на кустарники, зато трава высокой и похожей на зеленое море, особенно когда ветер пробегал по ней упругими, длинными волнами. Здесь было много цветов и от того пахло медом. Мелкая, рыжая ягода оказалась кисловатой на вкус, но ее богатая россыпь то и дело цепляла взор и рука сама к ней тянулась. Среди зарослей тут и там попадались маленькие водоемы с очень чистой и неожиданно теплой, почти горячей водой. Даже Деноское море было прохладней! А вода в одном озерце оказалась совсем кипятком, в который даже невозможно было опустить руку. С поверхности поднимался пар, камни рядом покрылись мхом, но другая растительность так близко не подступала.

Под ногами сновали мелкие грызуны, а один раз мелькнула лиса, но поймать никого Алиен не удавалось. Вот если бы у нее с собой были лук и стрелы, тогда бы ей не пришлось выживать на одних только ягодах и кореньях. Она была голодна, но ей не хватало знаний и сноровки, чтобы обеспечить себя чем-то более сытным. Но хотя бы вода у нее была в достатке. Именно из-за нее Али боялась отсюда уходить.

Она уже потеряла счет времени и не могла сказать, прошел ли день, два, неделя, месяц… Спать было страшно, но усталость брала свое, и Алиен впадала в зыбкую полудрему то днем, то ночью. И теперь ей снилось ни горящее небо, ни мертвые пустыни. Ей снились ее дети. И конечно же Дорл. Она звала его и просыпалась от звука своего голоса, боясь, что снова прилетит огнедышащее чудовище. Оно оставило ее здесь, кажется, тысячу лет назад и больше не появлялось, но Али все равно всякий раз вздрагивала и задирала голову вверх.

Сначала она была не в состоянии даже пошевелиться, когда монстр принес ее сюда, и все смотрела на ту гору, вовнутрь которой ей удалось заглянуть. Теперь холм был далеко на горизонте, но из него валил черный дым, а вскоре, к ее ужасу, вырвалось жидкое пламя — взметнувшись к небу и обрушившись на крутые склоны. Это было ужасающе красиво: плачущая огнем гора, чьи слезы бежали ручьями, убивая все на своем пути. Алиен не могла оторвать от нее глаз. День медленно угас, превратившись в ночь, а гора все плакала, и на фоне потемневшего неба горящие реки стали особенно яркими и завораживающими.

В какой момент Али уснула, она не могла вспомнить, но когда проснулась, солнце висело очень высоко, а холм вдалеке превратился в черный, обугленный камень. Все тело ныло, будто ее долго избивали, и не было сил даже подняться. Но жажда заставила взять себя в руки. Только тогда Алиен осмотрелась и поняла, что она уже не на выжженной земле, а на вполне цветущей. Запах гари, правда, долетал даже сюда, и из-за него во рту ощущалась горечь.