— Никто и никогда не доходил сюда после того, как исчезли леса и реки, — продолжал старик. — Эта голая земля не щадит путников, ступивших на нее. Даже мы, знающие дорогу, терялись в пути и умирали, не дойдя до цели. Тем же, кто не ведает, куда идти, и вовсе не найти нас.

— Я вас нашел.

— Господин первый с новых времен, кто нашел нас сам. Тем более теперь, когда огонь пробудился вновь, мы думали, что это уже невозможно…

— О каком огне ты говоришь?

— О драконе, что взывает к недрам самой земли, чтобы спасти своих людей. Я расскажу вам все, что знаю, господин…

Лавана

Пальцы дрожали так, что их не получалось сжать в кулаки, сердце громко и больно билось в груди, а лицо охватил пожар… но этот пожар был ничто по сравнению с тем, как горел отяжелевший низ живота. Никогда раньше Лавана не видела альфу. И теперь при виде него совершенно дикий, неуправляемый инстинкт наполнял ее желанием. Большой, загорелый, черноволосый и черноглазый альфа, хищный по внешности и по натуре, не прилагая к тому никаких усилий заставлял бояться себя одним своим присутствием, одним существованием. Даже мудрейший — старый, морщинистый Элвос, не страшащийся ни огня, ни Богов, ни смерти, не смел поднять на него глаз и отвечал на вопросы, уставившись на свои руки и трогая костяшки пальцев, словно проверяя на прочность суставы. Его сухой, скрипучий голос раздражал Лавану, но сейчас она почти не слышала его, потому что ее внимание полностью было занято альфой. Она подлила ему вина, изо всех сил стараясь преодолеть свой страх и ненароком коснуться его хотя бы мизинцем, но так и не решилась.

— Мы хранили память о драконе защитнике земель сотни лет. Это наше предназначение. Кое-кто из жрецов уже разочаровался в нем, потерял веру и ушел в другие поселения, присоединился к кланам у болот или еще дальше, — хрипел Элвос, и его речь сухим треском, как поленья в огне, разносился в сгущающихся сумерках. — Прошло очень много времени, и даже среди нас стали поговаривать, что никаких драконов не существует, что все это выдумки. И то, что мы из года в год ждем его возвращения, вознося молитвы и возжигая костры, это всего лишь пережиток прошлого, бредни наших выживших из ума предков, которые просто выдумали небылицы про дракона, когда сгорели здешние леса. Но вот день настал. Дракон вернулся, а значит земля снова в опасности.

— В опасности из-за дракона? Почему вы называете его «защитником земель»? — спросил Дорл сильным, низким голосом, сильно контрастировавшим с речью старика.

— Нет, нет, дракон не враг нам. Напротив, он возрождается тогда, когда эти земли нуждаются в нем. Порча — вот от чего он защищает.

— Сжигая все вокруг…

— Увы, только так можно остановить ее. Иначе весь мир погибнет! Дракон пробуждает саму землю, призывая ее очистить саму себя от порчи.

— И от людей.

— Иногда смерти неизбежны, — грустно вздохнул Элвос. — Но дракон не трогает людей без надобности. Он защищает нас.

— Дракон сжег моих людей и едва не убил мою жену, — хмуро произнес Дорл, и Лавана чуть не уронила кувшин с ягодным вином. Жаль, что дракон не убил его жену. Хоть какая-то бы была от этого жуткого огнедышащего чудовища польза.

— Дракон — хранитель этих земель и ее кланов. А вы — чужие. Захватчики. Разве он нападал на людей из кланов Багрийских топей?

— Нет, — качнул головой альфа и задумался. — Почему он похитил мою омегу?

— Как это произошло?

Дорл начал рассказывать, и Лавана, погрузившись в его голос, как в горячий ручей в холодную погоду, совсем разомлела и почти ничего не расслышала. Только что-то о высокой волне, защитившей кого-то от огня, о какой-то переправе, о драконе и вулканах. Что этот альфа с далеких земель знал о драконе и вулканах? А вот она могла бы ему рассказать — все те песни и сказания, которыми ее пичкали с детства, и которые она ненавидела, потому что не верила в них. Но дракон вернулся, а с ним ожили и вулканы. Лавана все-все бы рассказала, и гораздо интересней, чем старый, вредный Элвос, заставлявший ее учить все это наизусть. Уж ее голос всяко приятней. Она знала, что он заставляет мужчин трепетать. Как и ее взгляд, ее запах, малейшие движения ее рук… на которые, правда, этот альфа не очень-то и реагировал. Впрочем, ей стоит побороть свой страх. Пусть она никогда и не видела альфы, но знала, что они способны распознать и страх, и ложь, и все то, что твориться у человека внутри. Вряд ли этого альфу приводит в восторг то, как она трясется перед ним, словно курица.

— Я никогда не слышал о таком, чтобы дракон забирал кого-нибудь… Хотя многие знания утеряны и даже мы, жрецы, ведаем далеко не все. Почему вода защитила вашу омегу от дракона?

— Алиен считает, что там живут духи предков ее клана, которые хранят его.

— Дракон тоже хранит наши земли и кланы. Кто знает, быть может, везде есть свой защитник, какая-то великая сила, что бережет свои владения?

— Какая же тогда сила бережет западные степи, откуда я родом? — пробормотал Дорл. — Ничто и никогда не вставало на защиту моего родного клана.

— А как же вы и ваши братья? Боги послали вашему клану вас, и этого оказалось более, чем достаточно. Разве вы не защитили его от вымирания?

Дорл ничего на это не ответил, и Элвос после паузы продолжил:

— Вы сказали, что дракон носил омегу с собой над отравленный землей… Я думаю, он счел ее равной себе — защитницей земель, жрицей, управляющей водой. Он показал ей надвигающуюся опасность, показал, что ждет мир, если порчу не остановить. Дракон — очень умное, древнее существо…

Вино в кувшине Лаваны закончилось и ей пришлось покинуть старейшину и альфу. Она спешно кинулась за новым кувшином, надеясь, что за время ее отсутствия альфа никуда не исчезнет, но когда вернулась, застала лишь старика Элвоса, по-прежнему перебирающего пальцами свои суставы, сидя за деревянным столом. Его чаша с вином осталась нетронутой. Альфы с ним уже не было.

— Я отнесу господину вина? — невинно поинтересовалась она у Элвоса, но старик не поддался на ее уловку.

— Господин ничего не изволил. И вина тоже! Иди, Лавана, к себе, господин желает отдохнуть.

Лавана поморщилась. Она бы могла подарить этому альфе незабываемый отдых! Ведь она омега, кому, как ни ей, знать, как любят отдыхать мужчины. Любой из них ползал бы перед ней на коленях, моля о внимании, ее чары пленили всякого, но не каждый был ее достоин. Всю жизнь Лавана пользовалась этим даром, заставляя тех немногочисленных мужчин, что знала, боготворить ее. Порой им хватало лишь крохотной надежды на близость, чтобы совершать ради нее самые безумные поступки. И этим своим раболепием они вызывали у нее жалость. Но альфа был не таким. Лавана вдруг с ужасом почувствовала, что сама готова ползать на коленях за толику его внимания. Она убеждала себя, что как только они останутся наедине, тогда она почует своим женским естеством его влечение. И уж тогда-то она сделает все, чтобы он хотел ее не менее сильно, чем все остальные… кроме, разве что, Элвоса, который уже был слишком стар и немощен, чтобы поддаться на ее омежье обаяние. Наверняка он даже запаха ее не чувствует — сладкого, зовущего, на который мужчины слетаются, как пчелы на мед.