Дорл знал, что то не так. Над ледяной рекой и за ней летали птицы, а значит там могла быть и другая живность. А где живность — там и люди.

— Даже если они там есть, зачем они тебе, Дорл? Север и так твой, и пара нищих лачуг за рекой этого не изменят…

Он не слушал. Вопреки всему и всем он искал поселения за Тарияной. И нашел. Знал ли он тогда, что именно там живет его пара? Быть может, он рвался через снега, леса и дикие воды на тихий зов своей омеги?

Юмо поглядел на алеющий горизонт за болотами — туда, куда ушел Дорл и несколько его самых сильных и преданных людей. Быть может и сейчас где-то глубоко внутри него есть знание, где искать Али? Однажды он ошибся, когда искал ее на Севере после ее побега. Но тогда он размышлял головой — Али сбежала, и скорее всего отправилась бы домой, к Тарияне. Теперь Дорлу ничего не оставалось, как думать сердцем. Никаких других зацепок у него не было.

Да, определенно его взгляд обращался именно туда, в ту самую точку на горизонте, которая теперь цвела, будто кровавый восход солнца. Вот только солнце сейчас садилось с другой стороны — тусклое и скучное, по сравнению с тем, как полыхало багровым небо на востоке. Думать о плохом не хотелось, но когда зарево скрылось за черными тучами, ободрять себя стало нечем. Тучи походили на дым, и Юмо даже не мог вообразить, каких масштабов должен быть пожар, чтобы его эхо охватило полнеба.

— Дорл не говорил, что делать с плотиной. Ты взорвешь ее? — послышался за спиной голос Грата и Юмо обернулся.

Все смотрели на восток, на почерневшее небо.

— Пока рано, — ответил Улан.

Больше он ничего не добавил, но у Юмо почему-то появилось ощущение, что вышедшая из берегов река, превратившаяся в озеро, и болота вокруг, могут быть не столько защитой кланов Багрийских топей, сколько защитой тех, кто находится по эту сторону. Впрочем, есть ли защита от дракона? Он летает там, где хочет, и непроходимые для человека воды ему не преграда.

На болотах по приказу Улана уже начали строить гать. Ирс, чьи земли граничили с топями, контролировал стройку у ее истоков. Сам Улан, переправив на ту сторону по дамбе уже значительную часть войска, собирался выдвинуться вслед за Дорлом. Плотину же следовало уничтожить, чтобы вода ушла, но необъяснимо алеющее небо на горизонте заставляло Улана не спешить с этим. Никто не мог объяснить, что происходит. И возможно самым лучшим, что они могли сделать, было как раз осушить эти места, чтобы облегчить себе путь назад. И все же Улан не спешил. И Юмо с ним внутренне соглашался, хотя причин этому не находил.

Он тоже отправится с Уланом на восток, туда, в сторону черной пелены, за которой спряталось зарево. Они пойдут с армией на помощь Верховному — самый старший и самый младший из его братьев. Земля под ногами едва ощутимо дрожала, и это тоже был плохой знак. Слабый ветер приносил странные запахи. Чутье подсказывало, что идти на восток опасно, но Юмо ни за что бы не повернул назад.

Всю жизнь он считал себя белой вороной среди своих грозных братьев, альфой, стоявшим на одну ступень ниже, а если говорить о Дорле, о Верховном альфе, то даже и не на одну. Его сила и несгибаемость вызывали восхищение. Юмо думал, что никогда ему не приблизиться ни к кому из своих братьев, но потом все изменилось. Он ощутил себя равным. И его непохожесть перестала царапать его изнутри. Случилось это не потому, что у него была пара, родившая ему сына, и не потому, что он успешно правил огромной территорией Великих Северных Лесов, а из-за слов Дорла, сказанных им у стен горящего Деноса. И слова эти теперь горели внутри Юмо ярче любого костра. Он ни за что не повернет назад.

Эта мысль вертелась в его голове, пока он переводил своего ворга через хлипкую, недостроенную плотину, когда он повел своих людей через болота, становившиеся все суше по мере того, как они отдалялись, и когда под ногами в конце концов не заскрипела сухая земля. И тогда Улан остановился.

Юмо с недоумением посмотрел на брата, но взгляд того не отрывался от горизонта. Земля дрожала уже довольно сильно, ворги рычали и не хотели идти дальше, черные тучи набухли и тянули длинные пальцы во все стороны, тяжелый запах стал невероятно острым.

— Там слишком опасно, — произнес Улан.

— И ты намерен повернуть назад? — нахмурился Юмо. — Даже если это то, о чем я подумал…

— Я не знаю, о чем ты подумал, но идти дальше — значит встретить смерть. Это извержение вулкана.

Он был еще жив, но сознание покинуло его. Ему снились сны, веки дрожали, хотя сам он оставался недвижим. Стриксы — птицы падальщики — не видели проблемы в том, чтобы полакомиться еще живой пищей, если она не оказывает сопротивления. А человек без сознания точно не мог его оказать. Сначала людей было трое, но с двумя стая больших хищных птиц разобралась быстро. Остался последний… Он был альфой, и даже самый смелый стрикс боялся к нему приближаться. Животный инстинкт был гораздо сильнее крошечного птичьего мозга и даже голод не мог заставить птиц подойти. Стриксы косились на альфу красными, жадными глазами и ждали, когда он умрет. Они немного осмелели, и уже садились на камни рядом с ним, но все же гораздо дальше вытянутой человеческой руки.

Дорл не видел и не слышал их. Его разум метался в бреду, перемешивая то, что произошло, с тем, чего еще не было, но чего он так отчаянно желал. В своем горячем забытьи он уже тысячу раз находил Али, брал ее бледную, прохладную руку, и ее кожа охлаждала его пылающее тело, боль от ожогов на какие-то мгновения отпускала, чтобы через некоторое время снова взорваться в нем. Дорл помнил, как он шел со своими людьми по отравленной долине… и как убил одного из них. И как потом погибли почти все остальные, он тоже видел.

Но тот первый — он заразился. Неведомая хворь, сжирающая этот край, могла перекинуться и на людей, Дорл знал это. Старик Олдан, решившийся убить себя в огне, чем терпеть боль, был тому примером. Его раны походили на ожоги, но виной тому был не огонь. Такие же раны вдруг стали появляться на одном из людей Дорла. Они шли по одной земле, ели одну еду, пили одну воду, но заразился только один из них. Анчутка же по-прежнему проявлял удивительное спокойствие. Быть может, опасности действительно не было, ведь никто больше не заразился… а может это только вопрос времени? И вскоре все они начнут корчиться от невыносимой боли, и смерть им станет благодатью?

— У тебя есть семья?

— Нет, Верховный.

— Ты хочешь что-нибудь сказать или попросить?

— Мне жаль, что я не умер в бою, Верховный. Недостойная смерть для воина.

— Ты сделал много достойных дел и заслужил покой.

— Тогда предайте мое тело огню, — прохрипел бета. — Не хочу гнить в земле.

Дорл кивнул и резко вогнал клинок ему в самое сердце. Глаза мужчины потухли, тяжелое дыхание замерло и лицо разгладилось, освободившись от боли.

Собрать погребальный костер оказалось задачей не из легких. Полудохлая растительность попадалась не очень часто, и на ее поиски ушло много времени. Драгоценного времени! Дорл не был сентиментальным, и все же считал недостойным оставлять человека, который преданно шел за ним до самого конца. Он заслужил посмертных почестей, пусть ради этого и пришлось сильно задержаться.