Я б уехал туда, только нами потерян их след.

Шипастый Молот вдруг остановился и перестал скалиться, всматриваясь в устраивающих шутливые драки на потеху мужчинам юных дев. Среди мускулистых мощных молодых орчих была одна тонкая высокая эльфийка, разумеется, проигрывавшая в силе соперницам, но очень ловкая и юркая, легко уворачивавшаяся от кулаков и захватов. Запрыгивая противницам за спины, она изящно и резко шлёпала орчих по ягодицам, заливисто хохоча, и в эти моменты становилась заметна пусть и небольшая примесь орочей крови: зубы девы выглядели не по-эльфийски.

— Чья она дочь? — крикнул Шипастый Молот. — Я беру её в жёны!

Низкорослый по меркам орков воин, сутулый и мускулистый, с изуродованным старыми побелевшими и новыми, ещё не зарубцевавшимися шрамами перекошенным лицом, поднялся от заставленного выпивкой и закуской стола.

— Это не просто моя дочь, — прохрипел старший смотритель псарен. — Она обещана новому надсмотрщику южных шахт. И если ты, командир, хочешь оспорить моё решение, я готов обменять красотку на твой меч.

Шипастый Молот расхохотался.

— Ты что несёшь, безмозглый псарь?! — крикнул орк, одеваясь. — Ни одна девка не стоит этого оружия! Даже все твои дочери не стоят! И все дочери всех жрущих здесь!

С мест вскочили ещё шестеро пьяных военачальников, выхватывая ятаганы, кинжалы и топоры. Они, конечно, не были высокого мнения о своих дочерях, но Шипастый Молот дал повод. А победитель в такой схватке получает всё. Разумеется, если бы орки не были пьяны, их бы остановило высокое положение командира Сильмарилевого войска, но хмель и жажда наживы сделали своё дело.

Отбросив обратно в горячее озеро жён военачальника, бойцы накинулись на запутавшегося в одежде орка. Удары посыпались беспорядочно, ругань заглушила испуганные вопли женщин. Вмешавшаяся охрана, боясь быть случайно убитой, повыбивала оружие из некрепко держащих рук, но разъярённые вояки уже не могли остановиться.

На внезапно вспыхнувший бой между военачальниками и другими заслуженными орками Мелькора сбежались и простые участники гуляний, желающие размять кулаки. Женщины, видя, что их мужей калечат и убивают, ринулись помогать и разнимать.

Массовая драка распространилась по всему берегу озера со скоростью лесного пожара и закончилась только когда у дерущихся не осталось сил. Выжившие трезвые охранники, чтобы не разбираться, кто прав, кто виноват, сбросили все тела, не подававшие признаков жизни, либо подававшие их недостаточно убедительно, в кислотное озеро.

Перепуганные, оставшиеся без мужей женщины прибились к наименее раненым, предлагая стать матерями их детям.

Праздник можно было считать завершённым.

***

Острый Меч, не успевший к разгару гуляний из-за нерадивых воспитанников, прибыл к быстро пустеющему месту праздника, и, видя прославленного бойца, орки, а особенно — трезвые охранники, спешно ретировались.

Военачальник подошёл туда, где изначально располагались места для отдыха элиты, а теперь царил кровавый погром, и осмотрелся. Среди разбросанных вещей, которые остались без владельцев, взгляд притянуло сокровище бывшего соратника.

— Этот меч должен был стать моим сразу, — хохотнул орк, властно сдавливая ало-золотую рукоять эльфийского клинка. — Теперь справедливость восстановлена. Меч ковался, чтоб проливать кровь, а не болтаться на поясе! В моей руке этот ножик отберёт мно-ого жизней!

Примечание к части Цитируется песня Г. Сукачёва "Знаю я, есть края"

Мой сынок...

Небо над Валинором заполняли белые искорки и торжественная песнь менестрелей Валар, возносящих хвалу сотворённой Эру дивной Арде, но в покоях бывшей королевы, всё ещё гостившей в одном из многочисленных замков брата, звучала мелодия отчаяния.

Ах, мой сынок,

На какой из чужих дорог

Стынет сердце твоё на снегу?

Я молитвой тебе помогу.

Ах, неспроста

Так уныло сияет звезда

Над далёкой, чужой стороной,

Над твоей и моей судьбой.

Перебирая струны огромной арфы, на которой когда-то играла дуэтом со старшим сыном, Индис, забывшая об изысканных нарядах и украшениях, сидела одна среди прекрасной утвари, красивейшей мебели, дивных картин и скульптур, крошечных фонтанчиков и стекающих по колоннам водопадов, незаметная и поблекшая. Вдова короля Финвэ понимала: ей никогда не вернуть власть, что бы ни говорил и ни предпринимал интриган-брат. Но сейчас, когда пламя амбиций и оскорблённого самолюбия неумолимо угасало, сердце полнилось чувством невосполнимой потери.

Мне бы быть звездой,

Той, что над тобой.

Видеть, что ты рядом, и что живой,

Радоваться вместе рождению дня, 

Хрупкую надежду в душе храня.

Если снова бой — 

Вся моя любовь

Устремится первой, теряя кровь.

Мы уйдем от нашей с тобой войны

И моей невысказанной вины.

Ноло… Где ты сейчас?..

Индис чувствовала, её сын страдает: материнское сердце не обмануть. Бывшей королеве казалось, она готова всё отдать, лишь бы вернуть своего мальчика, от которого когда-то мечтала избавиться, домой. Пусть он невыносимо похож внешностью на отца, пусть такой же упрямый и амбициозный, как его ненавистный сводный брат! Пусть!

Но он ведь самое дорогое, что может быть у матери…

Ах, мой малыш,

Среди улиц, домов и крыш

Неприкаянно, чуть дыша,

Заплутала моя душа.

Ах, неспроста

Так упрямо твердят уста:

Все пройдёт, и весенней порой

Ты вернёшься, мой сын, мой герой.

Индис знала — брат наблюдает за ней. Скорее всего, понимает и осуждает одновременно, и, разумеется, снова промолчит. Ингвэ редко высказывает своё мнение, и даже для подданных у бывшего владыки никогда не были припасены долгие речи. Вот и сейчас он просто молча постоит в стороне, незримой тенью поприсутствует среди кружащей в воздухе безнадёжной тоски, сделает для себя выводы, а потом исчезнет, растворится в лабиринте коридоров, смешается с пёстрой толпой слуг, верных воинов и многочисленных членов семьи.

А для Индис останутся лишь сожаления.

Мне бы быть звездой,

Той, что над тобой.

Видеть, что ты рядом, и что живой,

Радоваться вместе рождению дня, 

Хрупкую надежду в душе храня.

Если снова бой — 

Вся моя любовь

Устремится первой, теряя кровь.

Мы уйдем от нашей