лук. — И будьте осторожны.

***

Тоскливо стонавший среди ледяных пиков ветер вдруг взвыл и зарычал, и сверху на троих эльфов, поднимавшихся по следам хищника к вершине горы, бросилась огромная белая с серым мраморным узором кошка. Едва успевший сгруппироваться и откатиться в сторону Ангарато увидел, как один из его собратьев полетел вниз, а второй, оказавшийся чуть поодаль, выпускал стрелу за стрелой. Зверь отчаянно завыл, снег под ним окрасился алым, и туша осела, перегородив тропу. Вскочив на ноги, Ангарато крикнул собрату спускаться, чтобы помочь упавшему со скалы эльфу, и тут прямо на него обрушилось нечто огромное, повалило на спину, едва не сломав позвоночник, боль рванула правое предплечье и бедро. Отчаянным усилием вырвавшись, оставив в когтях зверя обрывки одежды, Нолдо схватился за кинжал и снова оказался придавленным к дороге, клыки едва не сомкнулись на голове эльфа. С криком злобы, вырываясь, охотник всё-таки смог сдавить онемевшими пальцами кинжал и воткнуть его в глаз хищника по самую рукоять. Оглушающий вой сотряс воздух, когти впились в плечо, и мертвый зверь повалился на Ангарато, придавив грудную клетку. Задыхаясь и стискивая от боли зубы, эльф попытался освободиться, но сил оставалось меньше и меньше, перед глазами всё плыло и кружилось, и даже когда туша хищника куда-то делась, пошевелиться не получилось.

Кто-то звал по имени, что-то спрашивал, но Ангарато ничего не понимал, ощущая себя, словно во сне. Вдруг стало невыносимо больно, из груди вырвался отчаянный стон. К исполосанному когтями телу прикоснулся холод и чьи-то руки, запахло травами, и раны перестали чувствоваться, появилась лёгкость и ощущение полёта. А потом захотелось спать.

О прекрасном

— И когда темнота пещеры заполнилась угрожающим рыком, мы, не задумываясь, спустили стрелы, — со злостью и энтузиазмом рассказывал эльф, смущённо улыбаясь своей королеве.

Артанис стояла неподвижно, неотрывно наблюдая за суетящимися около тяжелораненого кузена знахарями, и одной единственной девушкой, осторожно осматривающей упавшего со скалы Нолдо, который был в сознании, но не мог пошевелиться и постоянно шёпотом повторял: «Я не чувствую ног».

— Мой брат проявил чрезвычайную силу воли, — мрачно произнес Айканаро, уставившись на выброшенные окровавленные бинты. — Несмотря на страшные раны, он сам дошёл до лагеря, поддерживаемый собратьями.

— Если бы я позволил себе заснуть, — тихо медленно выговорил Ангарато, щурясь и часто моргая, — ты убил бы тех котят. А я уверен, надо попробовать их приручить.

— Без матери они передо́хнут! — со злостью выпалил Айканаро, видя, как его брат зажмурился, с усилием сдерживая стоны, когда с плеча сняли пропитавшийся кровью бинт. Раны выглядели жутко.

— Моя королева, — снова заговорил смущённо смотревший на Артанис эльф, — мы убили всех взрослых хищников, каких нашли.

— Сколько? — сестра короля прямо посмотрела на влюблённого подданного.

— Четыре.

— Хорошо, — голос Артанис был так же холоден, как ветер, прилетевший с моря на северо-востоке. — А где теперь котята?

— Охотники ими занимаются, — с презрением фыркнул Айканаро. — Мерзкие сосунки! Они недолго будут милыми пушистыми комочками. Очень-очень скоро эти умилительные создания превратятся в кровожадных огромных тварей!

— Вот тогда, — заплетающимся языком проговорил Ангарато, — и убьём их. А из шкур сошьют тёплую одежду. Пока же…

Вцепившись дрожащей рукой в край постели, Нолдо снова зажмурился.

— Только ради тебя, брат! — выпалил Айканаро, и в этот момент к знахарям вошла одна из служанок королевы.

— Прибыли посланники Второго Дома, — с едва заметным ехидством мило улыбнулась эльфийка. — Прославленный воин Лаурэфиндэ и не менее прославленный менестрель.

— Мы не примем никого, кроме Нолофинвэ Финвиона, — гордо выпрямилась Артанис.

— Король решил иначе, госпожа, — извиняясь, поклонилась служанка, и королева-сестра прекрасно изобразила, что одобряет действия брата.

***

Смотря на статного, прекрасного лицом Глорфиндела, чьи волосы цвета чистого золота переливались в мерцающем свете очага, Финдарато чувствовал зависть. На красавца воина совсем не королевского происхождения всегда засматривались эльфийки, Глорфиндел был отчаянно отважен до безрассудства, и поэтому его слава сияла небесными звёздами.

Стоявший рядом с военачальником менестрель терялся на фоне этого ослепляющего блеска.

— Король Нолофинвэ, — серьёзно говорил Глорфиндел, — предлагает объединение снова. Вместе мы преодолеем тяготы пути с меньшими потерями. Наши воины помогут твоим, лорд Финдарато.

— Король Финдарато, — вздохнул сын Арафинвэ, задумчиво отводя взгляд. — Никогда не понимал, зачем мой дядя так стремился называться королём. Это ведь такое тяжкое бремя! Став владыкой, я оказался обязанным думать обо всех и обо всём. Например, как защитить моих охотников от когтей и зубов хищников. Не в доспехах же им ходить на промысел.

Глорфиндел машинально провёл ладонью по руке от плеча до локтя, где ещё не зажили раны, нанесённые умирающим зверем, когда, уверенный, что хищник убит, эльф подошёл и нагнулся к огромной кошке, чтобы вытащить стрелы. Удар лапой был такой силы, что сбил с ног и отбросил Нолдо далеко назад, а тело не спасла даже многослойная тёплая одежда.

— На моём счету уже семнадцать хищников, — гордо заявил воин. — Я опытный стрелок. И должен признать, любые, даже кожаные доспехи замедляют движения, а в охоте на кошек необходима максимально возможная скорость и ловкость. И всё же у нас есть наработки, которыми мы готовы поделиться.

— В случае моего согласия признать главу Второго Дома Нолдор королём?

Финдарато посмотрел на кольцо отца. Зелёный камень завораживал, затягивал в свои тайные глубины.

— Мой владыка, — певуче произнёс Аклариквет, внимательно наблюдая за поведением племянника своего короля, — щедр и добросердечен. И понимает грозящую всем нам опасность.

— Зачем же дядя послал тебя, певец? — сын Арафинвэ посмотрел на менестреля с наигранным усталым равнодушием. — Он полагает, что два музыканта лучше поймут друг друга? Или ты здесь, чтобы мне не было скучно? Но, знаешь, Аклариквет, среди моих подданных песни о Феанаро не поют.

— О чём же вы поёте? — почтительно поинтересовался менестрель.

— Разумеется, о любви! — Финдарато раскинул руки, словно для объятий, встал с небольшого, но вычурного трона и подошёл к гостям. — Петь, друг мой, надо о прекрасном.

«Петь нужно о любви», — мысленно повторил про себя Аклариквет и покраснел.

Менестрель всю жизнь считал жену Феанаро единственной женщиной в своей судьбе с тех самых пор, как однажды увидел Нерданель, со смехом убегающую в слишком откровенном платье на свидание, специально поддразнивая багровеющего от злости отца, оторвавшегося от работы