в кузнице Вала Ауле, потому что в очередной раз ему «друзья сказали о неподобающем поведении дочери».

Болезненная, высасывающая силы из души безответная любовь лишала воли и смысла жизни, и, если бы не музыка, Аклариквет не смог бы справиться с мукой. Это состояние за долгие столетия стало настолько привычным, что менестрель уже не представлял, как можно существовать иначе.

Но, видимо, судьба решила пошутить, зачем-то заставив дочь короля Нолофинвэ заинтересоваться «купленным» певцом. Конечно, со стороны принцессы это было даже не влечение, а пробуждённое инстинктом охотницы желание добить жертву, выпив её кровь, разорвав и разбросав ошмётки плоти, а клочками шерсти утеплив своё логово.

Аклариквет это прекрасно понимал, и совершенно не представлял, что ему делать.

«Петь надо о любви».

Да, именно это сказала Ириссэ, когда… Аклариквет покраснел сильнее.

Принцесса произнесла эти слова, смеясь, потому что шутка удалась на славу. Послав слуг за менестрелем отца, передав, что дело срочное, Ириссэ заставила Аклариквета прийти к ней… Когда принимала ванну.

Посередине вырубленной в скале комнаты стояла огромная лохань, и в ней плескалась дочь короля и ее служанка. Руки юной рыжеволосой эльфийки ласкали тело Ириссэ, заставляя его напрягаться и томно выгибаться, девушки, ничуть не стесняясь мужчины, продолжали игру.

— Наверно, мне следует зайти позже, — выдавил слова менестрель, делая шаг назад.

— Пожалуй, да, — с наслаждением простонала дочь Нолофинвэ, нежась в теплой воде, облаках пара и горячих объятиях, — если не хочешь присоединиться.

— Тебе не хватает моих ласк, госпожа? — наигранно испугалась рыжеволосая служанка, сделав под водой руками что-то особенное, от чего Ириссэ ахнула и закусила губу.

Аклариквет с усилием поклонился, собираясь уходить, и услышал вслед:

«Вернёшься с переговоров, спой мне о том, что видел сегодня. Но помни, петь надо о любви».

***

Опомниться менестреля заставили слишком громко сказанные слова. Глорфиндел вскипел:

— Мы сами решим, о чём и о ком петь! Я что-то не слышу песен в твоём лагере, Финдарато, сын Арафинвэ!

— Жалоб ты не слышишь тоже, — вновь вернулся на трон король.

— Не потому ли, — продолжал напирать военачальник, — что народ лжёт своему правителю? Мечтаешь и дальше быть Королём Фальшивых Улыбок?!

«Потрясающий титул!» — мысленно восхитился Аклариквет, но вида не подал.

Владыка Артафиндэ на миг выдал изумление, но быстро взял себя в руки.

— Ты просишь объединения, воин, — прищурился Финдарато, — объединения короля счастливого народа с главой Вечно Второго Дома. Ты не веришь в успех своего дела, потому что умеешь решать вопросы лишь при помощи оружия из металла и дерева. А что, если я соглашусь? И, знаешь, каким будет моё условие заключения равноправного союза двух сторон? Лишение тебя всех почестей и званий.

— Хорошо, — расхохотался Глорфиндел, — тогда я немедленно отзываю всех Нолдор короля Нолофинвэ с вашей границы на севере. Уверен, вечно отстающий Дом прекрасно справится с любой угрозой, будь то мороз, затяжные снежные бури или свирепые хищники!

Аклариквет заметил, что угроза оказалась действительно страшной, и Финдарато, снова очень быстро взяв себя в руки, встал и обратился к присутствовавшим на совете подданным:

— Вы это слышали? Вы слышали, какая недопустимая жестокость прозвучала в речах посланника моего дяди?! Это неописуемо! Неслыханно! Где моя драгоценная сестра? Она должна тоже услышать речи этого безумца!

— Леди Артанис проведывает раненых охотников, — спокойно пояснил старший из советников.

— Моя сестра добра, в отличие от него, — махнул рукой в сторону Глорфиндела Финдарато, направляясь к выходу из зала-пещеры. — Пусть все, кто находятся поблизости, зайдут сюда и выслушают того, кого мой обезумевший от жажды мести дядя счёл достойным говорить со мной!

Глорфиндел и Аклариквет переглянулись, советники сына Арафинвэ тоже.

— Ты же король, господин Инголдо, — взял слово менестрель, очень красноречивым взглядом заставляя военачальника помолчать. — По крайней мере, так себя именуешь.

— Меня короновал отец! — вдруг сник Финдарато.

— Но ты принял корону, — настаивал певец, — поэтому теперь ты король для тех, кто готов это признать. Ты говоришь о равноправном союзе. Я предложу моему королю возможность временного соглашения: объединимся на время перехода через Хэлкараксэ.

— И кто же станет королём объединённого народа? — не унимался Финдарато, обводя колючим язвительным взглядом подданных и гостей.

— Мы рассмотрим вероятность временного равноправного союза, — с нажимом произнёс Глорфиндел, желая поскорее уйти.

— Вы и рассматривайте, — мило улыбнулся сын Арафинвэ, — а я займусь более важными и срочными делами. И в следующий раз, когда дядя решит обмолвиться со мной словом, пусть приходит сам.

Я король! И что?

— Значит, горный хребет оцеплен, и мы лишены возможности разведывать новые месторождения, — поднял голову от карты Нолофинвэ, прямо посмотрев на Эктелиона. — Финдарато спустил своего цепного пса Айканаро с его сворой, чтобы завладеть всеми ресурсами и иметь возможность диктовать нам условия?

— Я думаю, это не так, — очень не хотел верить в правдивость догадок короля воин.

— Чем бы это ни было, — мрачно произнес Турукано, — и что бы ни подразумевалось, вышла именно та мерзость, о которой говорит отец.

— Это не мерзость, — скривился в подобии улыбки Нолофинвэ, — это политика, сын. И Финдарато нас размазал по горам с богатыми недрами. Удар мы приняли, упали. Теперь надо встать, отряхнуться, отмыться и больше не позволить себя бить. А потом обернуть падение взлётом.

— Каким образом? — Турукано делал вид, что спокоен, из последних сил.

— При первой же возможности, — замедлив речь, пояснил король. — Как только она предоставится.

Около камина тяжело вздохнул летописец, и взгляды устремились на Квеннара и его ученика.

— Не обращайте внимания, — отмахнулся спрятанной в длинном рукаве ладонью книжник. — Даже будущие величайшие умы иногда разочаровывали учителей.

Нолофинвэ почувствовал нарастающую дрожь: ученик летописца был живым напоминанием о страхе предательства, о нерешаемой проблеме, которая когда-то казалась символом триумфа. Семья этого милого юноши с горящими незаурядным умом серыми глазами была из присягнувших Нолофинвэ в начале Исхода перводомовцев, одной из нескольких десятков. От Феанаро уходили, не выдерживая его тирании и завышенных требований, находя у спокойного и рассудительного полубрата мятежника понимание и принятие того, что эльфы иногда устают, не всему способны мгновенно научиться, и у них есть своё мнение, не всегда совпадающее с тем, что навязывает командир, считающий правым лишь себя.

Бывший Первый