в сундуке очень много тканей! Она любит шить. Но сейчас спит, и будить её мама не разрешает.

Справиться с эмоциями было для Эленвэ практически невыполнимой задачей, поэтому, пообещав сходить за всем необходимым самой, при этом никого не потревожив, эльфийка отошла подальше от ребёнка и расплакалась.

Лишь понимание, что позаботиться об этой крохе больше некому, придало сил, и эльфийка, вытерев слёзы, быстро отыскала необходимый сундук.

***

Печь жарко разгорелась, все обнаруженные щели закрылись, и, пригревшись, сидя у огня, женщина и девочка задремали в объятиях друг друга.

Белая бездна

Долгий подъём наверх… Настолько длинный склон, что пропадает ощущение реальности происходящего. Или… Это же и есть сон, и в нём присутствует кто-то ещё. Кто-то близкий, но совершенно чужой. Он за спиной, и обернуться нельзя. А ещё… Там, позади… Там враг. Но сейчас он не опасен, он лишь наблюдает, его нечто не пускает напасть. А близкий-чужой ничем не сдерживаем. И он рядом, кто-то произносит имя…

Турукано?!

И вдруг скала под ногами исчезает, остаётся лишь белая бездна.

Ощущение падения заставило проснуться, и Нолофинвэ в ужасе сел на постели, представляя, что окружён предателями. Но предатели ли они на самом деле?

Осмотревшись и убедившись, что охрана жива, не спит и не собирается убивать своего короля, нолдоран облегчённо вздохнул. Однако, несмотря на то, что метель стихла, выходить на улицу даже с десятком охранников было страшно: Нолофинвэ боялся увидеть белую пустоту, узнать, что Нолдор покинули правителя, который повёл их на верную смерть, обрекая видеть близких и друзей замёрзшими во сне.

Нолофинвэ прекрасно знал, как легко его народ находит врагов, а сердца загораются жаждой отмщения, и чувствовал, что вот-вот сам станет мишенью для стрел, пущенных во имя справедливого суда. И кто защитит его? Да, Аклариквет будет по конца верен, его песня смолкнет лишь с последним ударом сердца, но достаточно ли этого? Встанет ли Турукано на защиту отца? А вдруг он захочет вернуться домой любой ценой?..

Нет! Нет… Этого не будет!

Финьо бы не позволил причинить вред отцу, Нолофинвэ был более чем уверен. Старший сын, несмотря на все разногласия, не допустит кровопролития в семье. Да только Финьо слишком далеко впереди…

Может, попробовать ещё раз поговорить с Артанис?..

Теряясь в лабиринтах страхов и домыслов, путаясь в паутине совести, король Нолофинвэ, сопровождаемый многочисленной охраной, вышел из укрытия, чтобы услышать в застывшем воздухе крики и рыдания, треск огня и проклятья в адрес Феанаро.

«Я должен знать, кого проклинают в моё отсутствие! — продолжал паниковать нолдоран. — Но кому я могу доверить слежку?! Всех моих приближённых народ знает в лицо! А доверять малознакомым… Эру! За что?! Я же… Я ведь не сделал ничего настолько чудовищного!»

Уже не видя и не слыша ничего вокруг, Нолофинвэ шёл, сам не зная куда, и вооруженные воины сопровождали его.

— Будь проклят Феанаро! Это его вина! — то и дело доносились крики, но в каждом из них нолдоран слышал не имя полубрата, но своё собственное.

***

— Как ты, друг? — Турукано сам не ожидал, что его голос прозвучит так… Обречённо?

— Мне уже гораздо лучше, — слабо улыбнулся Квеннар, садясь на постели, извиняясь и пожимая плечами на недовольный взгляд Митриэль. — Только пальцы всё ещё не слушаются. Приходится диктовать помощнику.

— Ты можешь отдохнуть, ничего не записывая, пока не почувствуешь себя способным работать, — дрогнувшим голосом произнес Турукано.

— Это не работа! — с жаром возразил летописец. — Это… Это даже не призвание! Это жизнь! Как вы все не понимаете? Неужели ни у кого из вас нет того, без чего вы не сможете дышать?!

Сын Нолофинвэ опустил глаза, часто заморгал.

— Ты справишься, всё будет хорошо, — через силу улыбнулся принц, протягивая Квеннару металлический прут с шестернями диаметром чуть меньше ладони. — Крути их, разминай пальцы. Быстрее вернёшься в строй.

В глазах книжника задрожали слёзы, и Турукано понял, что, скорее всего, подарок не пригодится.

— Даже если кажется, что надежды нет, — попытался подбодрить друга сын короля, — надо бороться до конца.

— Или приспосабливаться, — сник Квеннар, — я вот… Ученика нашёл…

Повисло молчание.

— Учитель, — прозвучал в тишине голос юноши, — что мне написать о принце Финдекано?

Посмотрев на побледневшего Турукано, Квеннар улыбнулся.

— Напиши, — сказал летописец, — что, хотя от героя долго не было вестей, король знал: его сын в порядке и уже достиг Эндорэ.

***

Это был просто очередной короткий перерыв в работе, после которого непременно последует новый этап тяжёлого труда, поэтому, с наслаждением ложась отдохнуть, но душой стремясь скорее продолжить сооружение плавучего моста изо льда, Финдекано закрыл глаза.

Сыну Нолофинвэ приснилась музыка. Это были его собственные песни, когда-то казавшиеся слушателям скучными. Темы и слова переплетались, спорили, ссорились, подавляли друг друга, мирились, сливались, возникали созвучия любви и искренней привязанности, дружбы и братства, и даже аккомпанирующий диссонанс не мог разрушить священной гармонии. Ещё никогда Финдекано не слышал свою музыку такой, как сейчас. Нолдо понимал, что вряд ли сможет сам так сыграть и спеть, но это не имело значения.

Важным было лишь то, что теперь темы звучали, как должно.

***

Многотонная льдина с вбитыми в неё кольями с привязанными тросами откололась от исполинского айсберга и рухнула в чёрное море. Скреплённые между собой канатами и стёсанные сверху глыбы, составляющие будущий мост, закачались на поднятых обломком скалы волнах, продвинулись в сторону всё ещё очень далёкого берега.

Финдекано смотрел вдаль, и сердце его было в Средиземье. Он практически не думал, что айберга может не хватить на мост, ведь его невозможно раскалывать бесконечно, что переходить по льдинам, пусть и массивным, с грузом может быть опасно. И запрещал себе думать, что после стольких дней тяжёлой работы, уже сложившихся в год, придётся развернуться и пойти ещё севернее, чтобы искать там соединяющий континенты перешеек.

Нет, всё получится. И ледовый мост пригодится идущим позади.

***

Ледяное крошево брызнуло в стороны, и, отвернувшись от летящих осколков, Глорфиндел с хохотом ударил по щиту противника снова, и его клинок переломился. На этот раз рассмеялись оба бойца под полные азарта крики разгорячённой толпы.

Придуманные золотоволосым военачальником