Джо и Кейт поблагодарили Элизабет, однако оба не смоглисъесть ни кусочка. В конце концов Джо составил почти нетронутые тарелки настол, а сам взял Кейт за руки. Но прежде, чем он сумел произнести хоть слово,глаза Кейт неожиданно наполнились слезами.

— Не плачь, Кейт! — растерянно сказал Джо.

Женские слезы он не выносил: обычно они приводили его всостояние сильнейшего раздражения, он не знал, что делать, и только еще большезамыкался в себе. Однако он ни в чем не винил Кейт. В эти дни женщины,наверное, плакали в каждой гостиной, на каждом вокзале, в каждой гавани и вкаждом аэропорту.

— Не плачь, — повторил он тверже. — Со мнойничего не случится. Разве ты не знала, что у меня девять жизней, как у кошки?Не одна, а целых девять — по крайней мере, пока я нахожусь в кабине самолета.

Говорить так у Джо были все основания: за прошедшие годы емуудалось счастливо избежать нескольких крупных аварий. Пять раз он выбрасывалсяс парашютом буквально в самый последний момент и всегда оставался цел иневредим, если не считать нескольких мелких ссадин и легких ожогов. Самаясерьезная травма случилась с ним примерно полтора года назад, когда,приземляясь с парашютом в прерии, он случайно угодил ногой в нору суслика ирастянул связки.

— А что, если тебе понадобится не девять, а десятьжизней? Ведь это война, Джо! — воскликнула Кейт, и крупные слезыпокатились по ее щекам. Ей очень хотелось быть храброй и мужественной, но онане смогла, не сумела сдержать себя. Ее бросало в дрожь от одной мысли, что сДжо может что-нибудь случиться.

— Если понадобится, у меня будет и двадцать жизней.Можешь смело на это рассчитывать, — поспешил уверить ее Джо.

Впрочем, он прекрасно понимал, что может и не сдержатьсвоего обещания. Именно поэтому он так старательно удерживался от любыхнеобдуманных поступков, которые могли иметь далеко идущие последствия. Меньшевсего ему хотелось сделать Кейт восемнадцатилетней вдовой. Она заслуживала инойсудьбы, и Джо самоотверженно решил, что если он не успеет сделать еесчастливой, то пусть она достанется кому-нибудь другому. Какие бы чувства онини питали друг к другу, он хотел, чтобы Кейт чувствовала себя совершенносвободной, не связанной никакими обязательствами.

Он не знал, что Кейт способна была думать только о нем — иоб опасности, которая ему угрожала. Ей даже не пришло в голову позаботиться осебе, да, наверное, она все равно не смогла бы этого сделать. Не в силах большесдерживать свои чувства, она повернулась к Джо и внезапно сказала, что любитего.

Ответом ей была долгая, мучительно долгая пауза. Джо смотрелна нее сверху вниз и видел в ее глазах выражение отчаяния и какой-то глубокой,безысходной тоски. Он не знал, что в восемь лет Кейт потеряла отца — онаникогда не рассказывала ему о Джоне Бэррете, и Джо считал Кларка ее настоящимотцом, — и не мог догадаться, что предстоящая разлука с ним оживила в Кейтстарую боль и сделала его отъезд особенно мучительным.

— Я бы предпочел, чтобы ты этого не говорила, —грустно сказал он наконец. Всеми силами Джо старался не только подавить своюлюбовь к ней, но и остудить ее чувство, и вот — не сумел. — Мне бы нехотелось, чтобы ты чувствовала себя связанной, если со мной что-нибудьслучится. Ты значишь для меня очень много… с того самого дня, когда мы впервыевстретились. Я еще никогда не встречал такой замечательной девушки, как ты. Нос моей стороны было бы нечестно добиваться от тебя каких-то обещаний, на что-торассчитывать или просить дождаться меня. Что бы я ни говорил, всегда существуетвероятность того, что я не вернусь, а мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовала,будто что-то должна мне… Нет, Кейт, ты ничего мне не должна и ничем мне необязана. Я хотел бы, чтобы ты чувствовала себя совершенно свободной и поступалатак, как будет лучше для тебя. Того, что мы испытывали друг к другу все этовремя, для меня более чем достаточно, и вито чувство я сохраню, что бы меня ниожидало.

Он обнял Кейт за плечи и так крепко прижал к себе, что онауслышала, как бьется его сердце. Однако он не сделал попытки поцеловать ее, иКейт охватило горькое разочарование. Ей ужасно хотелось, чтобы и Джо сказал ей,как сильно он ее любит, — ведь это была их последняя возможностьобъясниться, — но Джо молчал, и она молчала тоже.

— Я правда тебя люблю, — сказала наконец Кейт, иее голос прозвучал ясно и твердо. — И я хочу, чтобы ты знал это. Бытьможет, где-нибудь в окопах, под обстрелом, ты вспомнишь об этом, и тебе станетлегче. По крайней мере, тебе не придется гадать — ты будешь знать наверняка!Джо удивленно приподнял бровь.

— В окопах? Ты все перепутала, Кейт. В окопах сидитпехота, а я — летчик. Летчики летают высоко в солнечном небе сбивают всехнемцев, которые оказываются достаточно глупы, чтобы приблизиться на расстояниевыстрела. А по ночам я буду спать в собственной постели в казарме или даже вотеле, как это принято у англичан. Для большинства война — Действительнонелегкая и грязная работа, но не для меня. Летчики-истребители считаются элитойдаже в авиации, поэтому все стараются создать для них самые лучшие условия.

Он явно старался успокоить ее, но Кейт подумала, что в этом естьдоля истины. Во всяком случае, само слово «элита» относилось к нему куда вбольшей степени, чем к кому бы то Ни было.

Между тем времени оставалось все меньше, и наконец насталаминута, когда Джо поднялся и сказал, что ему пора. Кларк хотел сам отвезти их ваэропорт, но Джо предпочел такси: ему хотелось побыть наедине с Кейт ещенемного.

Несмотря на поздний час, в аэропорту царило самое настоящеестолпотворение. Кейт была поражена, увидев одновременно столько мужчин вновенькой, защитного цвета форме. Многие из них казались совсем мальчишками, иКейт подумала, что при других, менее трагичных обстоятельствах, матери никогдабы не отпустили их одних так далеко. Ей было совершенно очевидно, чтобольшинство из них еще никогда не покидали отчего дома.

Последние перед расставанием минуты причинили Кейт ужаснуюболь. Она безуспешно пыталась сдержать слезы, катившиеся из-под ресниц иоставлявшие на щеках мокрые дорожки. Джо выглядел скованным, напряженным, хотяему и удавалось держать себя в руках. Оба понимали, что война может затянутьсяна несколько лет, и единственное, на что уповала Кейт, это на то, что рано илипоздно они увидятся снова. Когда же наконец объявили посадку на самолет, обаиспытали странное облегчение.

— Я люблю тебя! — в последний раз прошептала Кейт,и лицо Джо исказила гримаса сожаления.

Не этого он ожидал, когда решил провести с ней последнийдень перед отъездом на фронт. Ему казалось, что между ними существуетмолчаливый уговор не говорить вслух о своих чувствах, но Кейт его нарушила.Иначе она, наверное, не могла поступить, но ему от этого было нисколько нелегче. Подобно большинству мужчин, Джо предпочел бы, чтобы все оставалось так,как хотел он, однако ничего поправить было уже нельзя. Кейт не могла отпуститьего навстречу смертельной опасности, не сказав ему о своей любви. Он должен былузнать. В своей ослепленности чувством, которое она наконец решила выпустить насвободу, Кейт не подумала о самом главном — о том, насколько тяжелее будет ему,когда она произнесет вслух сокровенные слова. До этого момента — внезависимости от истинной природы их чувств — Джо еще мог как-то убедить себя,что они просто близкие друзья, только друзья. Теперь всякий самообман сталневозможен. Они, разумеется, могли притворяться и дальше, однако правда былаизвестна обоим, и она делала бессмысленными любые попытки притвориться, будтовсе осталось по-прежнему.