Знаете, сколько грандиозных романов могли избежать трагического финала, если бы герой задумался: «Не стоит ли вначале спросить, а нравлюсь ли я ей?»

Знаете, сколько затяжных приключений могли стать гораздо короче, если бы героиня взяла паузу и задалась вопросом: «Не стоит ли внимательнее смотреть по сторонам? Вдруг то, что я ищу, все это время было рядом?»

Я утопаю в храбрости, смекалке и героизме. Пожалуйста, дайте мне хоть толику здравого смысла. В тот миг Прядка была просто великолепна.

«Мне нужно больше информации. Рано решать, что я разгадала план капитана, — подумала она. — Нужно придумать, как за ней пошпионить. Может, еще раз попросить Ака».

Прядка кивнула самой себе и в один миг избавила себя от уймы проблем. На самом деле план капитана не имел никакого отношения к Чародейке, зато был напрямую связан с тем, почему команда так боялась Вороны.

Прядка подняла свою сумку, сделав вид, будто в ней нет груды пушечных ядер. Это оказалось труднее, чем вам кажется. Она отнесла ее к кормовой пушке и под предлогом пересчета зефирных зарядов совершила такую же подмену (переложив спрятанные ядра в отдельный мешок внутри сумки).

Потом она спрятала сумку у себя в каюте и отправилась разыскивать меня. В обычных обстоятельствах это был бы очередной пример блестящего здравомыслия. Толика шутовского остроумия никому не помешает. Кроме меня. Мне бы неплохо избавиться от фунта-другого.

К несчастью, во время этого путешествия я пребывал не в лучшем состоянии ума. Прядка обнаружила меня за игрой в карты с несколькими Дагами. На шее у меня висел повязанный за шнурки ботинок: я решил, что в следующем сезоне это станет настоящим писком моды. Штаны я, понятное дело, надеть забыл, а нижнему белью не помешала бы хорошая стирка. Как и мне в целом.

Я пытался играть в придуманную мною же игру под названием «Короли», в которой все держали карты задом наперед и не знали, что у них на руках, зато об этом знали все остальные. Теперь я могу придумать несколько интересных вариантов, как это использовать, но тогда интересным было лишь то, с какой легкостью я проиграл Дагам весь свой заработок, а под конец еще и ботинок.

Куда я дел второй, не помню до сих пор.

Лишив меня того немногого, что у меня было, Даги тут же отправились на поиски новой жертвы. Я размышлял, не повязать ли на шею носок, пока рядом не расположилась Прядка.

— Хочешь сыграть в «Королей»? — с ухмылкой спросил я. — У меня еще остались трусы, которые можно поставить на кон!

— Нет, спасибо, — ответила Прядка. — Хойд, я знаю, что ты встречался с Чародейкой. Ты… что-нибудь об этом помнишь?

— Ага!

— Здорово! А можешь рассказать?

— Н… н… н… не могу! — Я постучал себя по голове. — Слова так не работают, малышка. Она превращает их в другие!

— Не понимаю.

— Я тоже! В этом и проблема! Ничего не могу сказать насчет того, о чем ты думаешь! Это з… з… з… — Я пожал плечами, не в силах произнести слово.

— Твое проклятие не дает тебе говорить о проклятии? — догадалась Прядка.

Я моргнул. По большей части из-за того, что в глаз попала соринка. Но в данном случае Прядка угадала верно. У каждого гейса Чародейки очень четкие ограничения: заговори о нем, и либо начнешь заикаться, либо слова умрут, не успев слететь с губ. Не получится даже рассказать, что тебя прокляли, разве что об этом уже известно.

— Итак, — продолжила Прядка. — Если я хочу, чтобы ты показал мне дорогу к Чародейке, придется найти способ снять с тебя проклятие, ничего о нем не зная. Да еще и без малейшей помощи с твоей стороны.

Я взял ее ладони в свои. Заглянул ей в глаза. Вдохнул поглубже, дрожа всем телом.

— Однажды я за один присест съел целый арбуз. И заработал диарею.

Прядка со вздохом высвободила руки.

— Да-да. Похоже, снять с тебя проклятие лишь немногим проще, чем самой отыскать Чародейку. По крайней мере, это уже кое-что.

В глубине души я понимал, что происходит, — настолько жестока Чародейка. Конечно, превратить человека в дурачка — отличная забава, но настоящая пытка — это оставить ему достаточно осознанности, чтобы он ужасался.

Эта моя сознательная часть трепыхалась, пытаясь хоть как-то помочь. От Улаама, разумеется, никакого толка. В этом проблема с бессмертными: они привыкают сидеть сложа руки, пока проблемы не решатся сами по себе.

Но вот рядом со мной появился человек, готовый помочь. Что я мог сказать? Что мог сделать? Я почти не осознавал себя и не мог контролировать свое поведение. Кроме того, всякий раз, как я пытался произнести хоть слово насчет своего затруднительного положения, активировалось проклятие. Оно заставляло умолкнуть и побуждало творить чудовищные поступки, например, носить носки с сандалиями.

Проблеск осознания начал угасать. За это я и ухватился. За собственную тупость. Как и многие виды магии того же толка, проклятие зависело от образа мышления жертвы — от Намерения. Я знал, что можно это использовать.

Искра разгорелась, как полуночный костер, в котором пошевелили угли. Я потянулся к Прядке и, опустошив разум, выдавил из себя цепочку слов:

— Послушай, это важно. Честное слово. Ты должна поместить меня на твою планету, Прядка. Повтори.

— Поместить тебя… на мою планету?

— Да, да! Если ты это сделаешь, я смогу тебя спасти.

— Но ты и так здесь!

— Здесь что? — Я намеренно позабыл, о чем говорил. — Планеты не важны. Пока что ищи группу из шести звезд, Прядка!

Прядка помедлила. Шесть звезд? К несчастью, последнее восклицание забрало все мои силы. Я откинулся назад и, расплывшись в придурковатой улыбке, решил заняться эмпирическим исследованием вкусовых различий между пальцами ног.

Вздохнув, Прядка вернулась к себе в каюту. Дверь она оставляла приоткрытой для Ака, а потому не удивилась, услышав…

Хныканье?

Ворвавшись внутрь, она обнаружила корабельного кота Тук-тука. Припав к полу и помахивая хвостом, Тук-тук пристально таращился под койку. Прядка вышвырнула его из каюты и захлопнула дверь. В наступившей тишине отчетливо слышалось, как часто и отчаянно дышит крысеныш.

— Ак? — позвала Прядка.

Она опустилась на четвереньки и различила крысеныша в углу между стеной и деревянной ножкой койки. Увидев Прядку, Ак робко приблизился. Она взяла его на руки и почувствовала, как тот дрожит.

— Я выгнала кота. Прости, Ак.

Крысеныш молчал: редкий случай, когда он, похоже, не просто потерял дар речи, а едва мог отдышаться. Он лишь ежился в руках Прядки и куда больше, чем раньше, напоминал… ну, крысу.

Наконец