того загружена подготовкой к «Шерстяному миру», а выставить эти изделия на «Весенней ярмарке» не смогу, для нее они слишком простоваты. Не говоря уже о деньгах.

– Твой регистрационный сбор я заплатила. У тебя чуть меньше трех недель, чтобы создать выставочную коллекцию, а вернуть деньги – мои деньги – не проблема. Послушай, для тебя это прекрасная возможность приняться за шелк.

Хелена провела рукой по лбу. Она давно мечтала поработать с шелком, но неизменно отмахивалась от этой затеи, считая ее непрактичной. Однако для ярмарки типа «Весенней», куда посетители приходят с кредитными картами в поисках штучных элитарных изделий и готовы потратить на платок свыше ста фунтов, шелк подошел бы идеально!

– У меня нет времени…

– У тебя почти три недели. Много ты не успеешь, но можешь сделать образцы и принимать заказы. Хелс, у тебя в мамином доме столько шелка и чудный маленький станок…

– Но я специализируюсь на крупноформатных изделиях!

– Что тебе мешает сменить профиль? А чтобы стойка не пустовала, можешь выставить свои лучшие пледы. Но, как я уже сказала, стойки там крошечные.

– Я три недели буду только нити в станок заправлять!

– Послушай, Хелена, – ласково заговорила Эми, как если бы подруга была брыкливой кобылой, – кто-то настолько верил в тебя, что подарил эти красивые бобины с шелковой пряжей. Если не используешь их в скором времени, их съест платяная моль.

– Моль ест шелк?

– Однозначно! Тебе в любом случае придется этим заняться, иначе ты никогда не сможешь вернуть мне «штуку».

Они еще поболтали, а когда разговор закончился, Хелена заметила на столе кружку с чаем.

– Ты просто клад!

Джаго кивнул, соглашаясь.

– А в награду расскажи мне, что это было. Со стороны звучало очень увлекательно.

Хелена отпила чая.

– Ладно, но это довольно долгая история. Ты не занят?

– У меня перерыв.

– В художественном колледже, где я училась, прежде чем занялась ткачеством, была удивительная женщина. Ей было за пятьдесят, и я, наверное, немного скучала по маме, поэтому та женщина взяла меня под крыло и подарила свой станок. Ткачам часто дарят станки. Хотя тогда я не занималась ткачеством, но, думаю, эта женщина, Джулия Кумбз, видела, что я двигаюсь в этом направлении. А в придачу к станку она дала мне много шелковой пряжи. Разных оттенков. Я хотела что-то сделать с ней, но мне сказали, что начинать нужно с шерсти. Сейчас даже не помню почему. Поэтому я сложила чудный цветной шелк в мусорные мешки, отвезла домой и подняла на чердак, а мама упаковала их в пластиковые короба. На чердак отправился и ткацкий станок. – Хелена грустно рассмеялась. – Мой брат сказал бы, что это одна из причин, почему мне не хочется, чтобы мама переезжала, хотя вряд ли он вообще вспомнит, что у меня на чердаке что-то лежит.

– И что Эми от тебя хочет?

Хелена принялась рассказывать о «Весенней ярмарке», на которой мастера экстра-класса выставляют свои работы, и о том, что ей никак не успеть к ней подготовиться, даже если древоточцы не добрались до ткацкого станка, а моль – до шелковой пряжи.

– Пусть Эми найдет на это место кого-нибудь другого, а ты верни ей ее штукарь, – сказал Джаго.

– Вернуть ей что? – спросила Хелена, слегка озадаченная.

– Штукарь, тысячу.

– Прикольно!

– Но тебе нужно залезть на мамин чердак и проверить, все ли там цело.

Хелена вздохнула, внезапно почувствовав себя припертой к стенке. Эми верила в нее, и Джулия Кумбз, ее замечательная наставница, верила в нее, и сейчас Хелене представлялся шанс доказать, что она чего-то стоит.

Хелена решила нагрянуть к матери без звонка и лично рассказать новости про ярмарку. Машина Джилли стояла на месте, но задняя дверь оказалась заперта, что было несколько неожиданно.

Хелена воспользовалась своим ключом и вошла в дом.

– Мама? – позвала она, но на кухне было пусто, а это означало, что никого не было дома. Улисс поднялся со стула, на котором дремал, и подошел поздороваться.

– И где она, Ули? – спросила Хелена. – Позвоню-ка я ей.

Она набрала номер.

– Мама? Где ты? Я дома и хочу подняться на чердак.

– О, привет, дорогая!

Хелене показалось, что голос матери звучит скованно.

– Ты в порядке, мам?

– Конечно, я в полном порядке. Я в гостях.

У Хелены сложилось впечатление, что речь идет не о близких знакомых, и хотя она понимала, что мать не похитили, тем не менее сочла нужным спросить:

– Ты ведь там по своей воле? Если нет, скажи «Улисс».

Мать рассмеялась дробным смехом.

– Не говори ерунды и, поднимаясь на чердак, будь осторожна. Лестница не очень устойчивая. Обещаешь?

– Это ты, зайка? – позвала Джилли.

– Ага, – сказал Джаго, появляясь в вестибюле с большим пластиковым коробом в руках.

Джилли рассмеялась.

– Моя дочь с вами? Или вы пришли меня ограбить?

Хелена появилась, держа в руках короб чуть меньшего размера.

– Это фамильное серебро? – поинтересовалась Джилли.

– Нет. Это шелковая пряжа, которая хранилась на чердаке вместе с маленьким станком, – сказала Хелена. – Разве я тебе не сказала? Я начинаю работать с шелком!

– А я думала, что ты полным ходом готовишься к «Миру шерсти».

– Теперь я занята кое-чем совсем другим! – Она посмотрела на часы. – Нам пора – Джаго ждут в другом месте, но я позвоню тебе и все расскажу. Это все Эми виновата! – Она последовала за Джаго через заднюю дверь. – И большое спасибо, что все сохранила в целости, – добавила она. – Ты меня просто спасла!

Хотя Хелена пыталась вспомнить причуды ткацкого станка, который вместе с пластиковыми коробами путешествовал разобранным на части в кузове пикапа, мысли о матери не оставляли ее. Джилли выглядела виноватой? Расстроенной? Или просто слегка не в себе?

– Жаль, я не спросила маму, где она находится, когда ей позвонила. – Хелена помолчала. – Тебе не показалось, что она какая-то не такая?

Джаго от души рассмеялся.

– Нет! И я считаю, Хелли, что у твоей мамы есть право на личную жизнь.

Раньше он так не называл ее, и Хелена на мгновение задумалась о том, нравится ей это или нет. И пришла к выводу, что нравится.

– Знаю, просто я привыкла за ней присматривать. А она присматривает за мной.

– Это то, что называется созависимостью? – спросил Джаго.

Хелена признала, хотя и не сразу, что в его словах была доля правды.

– Проблема в том, что после развода она немного сдала. Она здорово держалась все это время, а после как-то поникла.

– Ей повезло, что у нее такая дочь, как ты.

– И мне повезло, что у меня такая мама! И как только