кое-что, о чем не знаешь ты, – сказал король.

– Кто подсыпал квиналума в летиум?

– И это тоже.

– Поговори со своими лакеями. Слишком давно они бегают без привязи.

– Я очень устал, – с выражением заявил король.

– Сейчас же. – Она встала и ушла.

* * *

Королевские лакеи один за другим просочились в дверь и сбились в кучку между кроватью и окном. Перед этим они, видимо, имели разговор с королевой, и Костис им не завидовал. Он все так же стоял рядом с креслом у изголовья кровати и охотно очутился бы хоть у черта на куличках, только бы не здесь, однако ни король, ни королева его не отпускали. Если не считать туманного намека королевы и ответных слов короля о том, что Костис плохо понимает шутки, оба их величества словно и не замечали его.

– Не сомневаюсь, что королева совершенно ясно выразила свое недовольство вашей службой, – начал король.

– Да, ваше величество.

– И оставила выбор наказания за мной.

– Да, ваше величество.

– Тогда выше головы, и хватит изображать из себя преступников. Раз уж ее величество устроила вам разнос, то, думаю, вы уже понесли достаточное наказание.

Костис внутренне поморщился. Хоть он и пожалел лакеев после беседы с королевой, но все же не простил их и считал, что король тоже не должен прощать. Пусть Эвгенидес прекрасно знает, как надо обращаться с королевой, однако со своими лакеями король управиться не может. Один за другим они поднимали головы, и на лицах отражалось облегчение во всех возможных оттенках. На губах у Седжануса уже расползалась привычная самодовольная ухмылка.

И только Филологос не желал отделываться так легко.

– Ваше величество, – сурово заявил он. – Мы вели себя недостойно. Вам не следует закрывать на это глаза.

– Не следует? – с веселым изумлением приподнял брови король.

– Да. – Филологосу было не до веселья.

– Так что же я должен делать? – спросил король. – Посоветуй, пожалуйста.

Филологос в ответ не улыбнулся:

– Нас нужно уволить, а может, вообще изгнать.

Его товарищи-лакеи посмотрели на него как на сумасшедшего.

– А не слишком ли это жестоко? – сказал король. – Оставить твоего отца без сына и единственного наследника из-за ребяческих проделок?

Об этом Филологос, видимо, не подумал, но все-таки не заколебался. Находясь в изгнании, он все равно унаследует отцовские земли и имущество, однако управлять ими из-за пределов страны не сможет. А отец, оберегая имущество и вассалов, будет, вероятно, вынужден лишить юношу наследства и назначить другого наследника, возможно из числа племянников, если у него всего один сын. Может быть, наследницей станет дочь, если есть надежда удачно выдать ее замуж за человека, который будет стоять на страже семейных интересов.

– Из-за ребяческих проделок, – повторил король.

Филологос облизал пересохшие губы:

– Змея не была всего лишь…

– Филологос, – перебил Хиларион. – Прежде чем выдавать чьи-то проступки, сначала убедись, что этот человек понимает благородство точно так же, как ты. Однако раз уж выдал… – Он обернулся к королю. – Возможно, вы отправите в изгнание тех из нас, кто нанес вам, ваше величество, самые жестокие обиды, а Филологоса отошлете обратно к отцу.

Король, казалось, удивился:

– Меня поражает, Хиларион, каких высот внезапно достигло твое благородство, однако не собираюсь отправлять в изгнание никого из вас. Даже за змею. По-моему, это все уже в прошлом. Пусть там и останется.

– Ваше величество, по меньшей мере нас надо уволить со службы, – настаивал Филологос. – Что бы он ни говорил, это ведь я…

– Подсунул змею мне в кровать, – закончил за него король. – Да, знаю. Он пытался спасти тебя от тебя самого, но этого не требуется. Я прекрасно знаю, кто из вас принес змею и кто подсыпал песка мне в тарелку. Кто отправил бедного наивного Аристогитона с приказом выпустить собак и кто облил чернилами мой любимый камзол. – Всякий раз он смотрел по очереди на одного лакея за другим, и становилось ясно, что он и правда все знает. До этого они выглядели огорченными, но теперь смотрели на него с неприкрытым ужасом. Все, кроме Седжануса – тот ухитрялся сохранять на лице самодовольную ухмылку. В последнюю очередь король обернулся к нему. – И я знаю, кто подсыпал квиналума мне в летиум, Седжанус.

Седжанус лишь ухмыльнулся еще шире:

– Ваше величество, у вас нет доказательств.

– Они мне и не нужны.

– Нет, нужны, если вы не хотите, чтобы все бароны подняли против вас мятеж. Ваша абсолютная власть простирается лишь настолько, насколько позволяют вам бароны, а если вы выйдете за эти пределы, они восстанут против вас. Не говоря уже о том, что каждый член совета баронов имеет право оспорить меры, принятые королем к одному из них. Большинством голосов бароны могут отменить ваши вердикты, и, если вы не представите доказательств, они так и поступят.

– Но если тот, о ком идет речь, уже казнен, то вопрос сводится лишь к выплате компенсации.

Седжанус посмотрел свысока:

– Не думаю, что вам, ваше величество, следует заходить так далеко. Баронам нелегко было смириться с тем, что на королевском престоле воссядет чужак. Если вы разозлите их еще сильнее, они восстанут, и вас не спасут никакие эддисские гарнизоны.

– О, я могу спокойно идти насколько угодно далеко, никого не разозлив. Ты же не думаешь, что твой отец хоть пальцем шевельнет для спасения Дита.

– Дита? – удивился Седжанус.

– А кого же еще мы обсуждаем? Вчера я впустил его к себе в комнату. Оказал ему доверие, а он попытался меня отравить. Кто же еще мог это сделать? Дама Темис? Или ее сестра? Хейро еще слишком юна, чтобы замышлять политические убийства, ты не находишь? У меня уже есть доказательства, Седжанус, и вполне достаточно. Я могу арестовать его сегодня же и сделаю это. Посмотрим, сколько еще песенок он сочинит и споет без рук и без языка.

Седжанус все еще качал головой.

– Твой отец не станет возражать. Наоборот, скажет мне спасибо за то, что я избавил его от неугодного наследника и расчистил путь для тебя. – Король улыбнулся. – И ты тоже не станешь возражать, правда? Мы же знаем, как ты ненавидишь своего брата. А ты, Седжанус, был и останешься моим дорогим другом, и я сохраню тебя при себе, даже когда отправлю в изгнание всех остальных лакеев.

Седжанус побелел. Презрительная ухмылка померкла.

– Это я подсыпал яд в летиум, – неожиданно выдавил он.

– Что? – Король приподнял бровь, как будто не расслышал.

– Это я добавил квиналума в летиум. У меня есть друг, жрец. Он достал порошок, а я вчера подсыпал его в летиум.

– И почему же ты это сделал? – осведомился король.

– Я вас ненавижу, – ответил Седжанус, будто повторял заученную роль. – У вас нет никаких прав на престол Аттолии.

Король изумленно моргнул.

– Я очень жалею, что не убил вас, – желчно продолжал Седжанус. – Мне казалось, я положил дозу, которой хватит на лошадь.

– В таком случае тебя, наверно, следует арестовать.

– Очень хорошо, ваше величество. – Седжанус снова источал презрение.

– И твоего брата.

– Нет!

– Ты уже признал свою вину. Мне кажется, под настойчивым убеждением ты охотно раскроешь его причастность к этому делу.

– Мой брат не имеет к этому никакого отношения. Я действовал один. Я действовал совершенно один.

Король опустил глаза на одеяло, провел рукой по вышитой парче и ничего не сказал. Молчание затянулось.

Седжанус сглотнул. Потом опять – на сей раз проглотив свою гордость. На глазах у других лакеев, оторопевших от изумления, сказал:

– Ваше величество, я готов сознаться в любом преступлении, в каком скажете, но мой брат ни в чем не виновен.

– Ты уже признался в покушении на цареубийство, – ответил король. – В чем еще ты можешь признаться? – Он поднял глаза от тщательно расправленного вышитого одеяла, и при виде его лица Костис отшатнулся, как от удара. Если Аттолия прекрасно умела выглядеть по-королевски, то Эвгенидес превратился в воплощенного бога. Никто и никогда прежде не видел его таким. Он восседал среди золотой парчи, словно божество на алтаре, бесстрастный и расчетливый. – Думаешь, я намерен оставить твоему отцу хоть одного наследника?

О боги всемогущие, подумал Костис, неужели у Эрондитеса всего двое детей?

Однажды в землетрясение он видел, как рушится храм. Сначала между камнями пробежали мелкие трещины, потом каждый камень зашатался, отделяясь от тех, что лежали ниже. Первыми рухнули колонны, потом портики, за ними и стены. Точно так же, удар за ударом, король обрушивал на Седжануса всю неимоверность катастрофы, которую несчастный лакей навлек на свой дом.

– Твой отец лишил наследства твою сестру и всех ее детей, потому что она вышла замуж против его воли. И сделал это по закону. Вот почему он не мог лишить наследства Дита. Разумный человек не оставляет себе всего одного наследника. Ему надо было сохранить Дита, потому что на свете есть так много случайностей, способных оборвать человеческую жизнь. Болезнь, война или яд, например… Кроме того, не исключалось, что Дит сумеет-таки жениться