на расстоянии – у нас был дополнительный курс, но преподаватель сам не слишком много знал об этом.

Нитка обожгла пальцы. Вода была ледяной, а нить – горячей; я подхватила ее пальцами, рванула на себя, и вдруг магазинчик соскользнул куда-то в сторону, и я увидела: просторный кабинет с дорогой мебелью и не менее дорогими книгами в высоких шкафах, старинный глобус возле окна, которое выходило в пышный яблоневый сад. На губах и языке появился сухой винный вкус и, опустив глаза, я увидела холеную мужскую руку и бокал в ней.

Я смотрела на мир чужими глазами. Понимание накатывало солеными морскими волнами: Моттона действительно убрали, и это сделал человек, который сейчас пил вино в библиотеке. Я даже слышала его мысли – далекий, едва уловимый гул.

- Моттон? – сказала я невидимому собеседнику. – Он был идиотом, да. Но очень талантливым в своем направлении, и его надо было убрать.

Мне – настоящей мне, а не призраку, который смотрел чужими глазами – сделалось жутко почти до обморока. Я не знала, как назвать то, что со мной происходит, и от этого ноги подкашивались.

- Тяните! – донесся до меня голос Аврелия, и кабинет растаял. Я по-прежнему стояла в магазине артефактов, Виктор поддерживал меня под руку, не давая упасть, а вода в миске бурлила, выплескиваясь на прилавок. Мешанина цветных пятен растаяла.

Какое-то время я могла только стоять, выравнивая дыхание и пытаясь справиться с волнением. Авриль вынул из одного из бесчисленных ящичков пузырек с каплями – успокоительное – и протянул мне.

- Десять капель прямо на язык, - распорядился он. – Сейчас вам станет легче. Что вы видели?

Капли пахли мятой, и мне действительно стало легче. Окончательно придя в себя, я устало провела ладонями по лицу и ответила:

- Я была тем, кто убрал Моттона. Или приказал это сделать. Он сказал, что Моттон был талантливым идиотом, поэтому его и убили.

Меня снова стало знобить. Захотелось вернуться в дом Бруно, лечь в кровать, укутаться одеялом и никогда не выбираться на свет. Виктор смотрел с сочувствием и теплом. Кажется, он готов был разорвать голыми руками всех, кто посмел меня обидеть.

И кажется, я ему верила.

- Простите мое любопытство, но я не мог не навести справки о той, кто меня спасла, - признался Аврелий. – Глория Фьярвисдоттир, сильнейший боевой маг за последние несколько лет. Совершенно удивительным образом она провалилась на экзамене и не получила должность на кафедре в академии. Господин Хотс решил отдать это место своему племяннику… а почему?

- Потому что он был идиотом, но талантливым, - ответил Виктор. – И этот талант, мне кажется, проявился как-то вдруг. И так резко, что понадобилось отодвинуть Глорию.

- Но этот талант очень сильно кого-то не устроил, - проговорила я. – И тогда Моттона торопливо убрали, обставив все это как опухоль мозга.

Мне стало страшно. Айзен, который сжег квартиру Виктора и моих «Кошек», сейчас казался шалуном. Человек, который расправился с Моттоном, был очень сильным магом – настолько сильным, что сумел все обставить так, что никто не заподозрил его вмешательства.

- Моттон умер от естественных причин. Но ректор в это не поверил даже после расследования, - сообщил Аврелий. – И сейчас он ищет вас, дорогая Глория. Так что пока мы не найдем настоящего убийцу, вам с Виктором придется сидеть очень тихо.

Единственное, о чем я смогла подумать, было «Мои патенты. Придется с ними повременить».

И от этого сделалось так грустно, что я едва не расплакалась.

7.4

Виктор

Самый лучший способ отвлечься от тягостных мыслей – погрузиться с головой в работу. В такие моменты я радовался, что не работаю ассенизатором.

Когда Глория окончательно успокоилась, то они с Аврелием вышли на задний двор, и я провел четверть часа, наблюдая за тем, что было похоже на танец и одновременно на работу прядильщиков. После того, как они закончили, я увидел в их руках полупрозрачную сиреневатую сеть, похожую на тонкую кашварскую шаль, которую можно протянуть через обручальное кольцо.

- Что это? – поинтересовался я. Аврелий и Глория аккуратно встряхнули сеть, и над ней проплыли призрачные лица, открывая и закрывая рты. Мне даже показалось, что там мелькнуло и мое лицо.

- Защитная сеть, - ответил Аврелий. – Растянем ее над Итайном, и город будет изолирован от мира. Вас никто не найдет при всем желании.

Я вдруг с досадой подумал, что они уже выглядят как пара. Двое, которые так хорошо занимаются общим делом, не могут не поладить. Это не отношения учителя и ученика – это уже что-то совсем другое.

Нет, я обязательно предупрежу этого Авриля о том, что бывает с теми, кто тянет загребущие лапы к чужим женам! Или лучше молчать? Я видел, как это может закончиться: человека такие запреты только раззадоривают, и он начинает смотреть с любовным интересом туда, где раньше была только дружба.

- Жаль, что с патентами пока не получилось, - сказал я, и Глория посмотрела в мою сторону с определенным теплом. – Что ж, тогда давайте пока займемся насущными делами. Глория, если хочешь, заходи на обед в «Золотой ветер». На кухне там уже можно готовить, угощу тебя ухой и сосисками с гриля. Или чем-нибудь еще.

Глория кивнула, и на том мы и разошлись.

В «Золотом ветре» был ремонт. Я заглянул в зал, где начали красить стены, прошел на кухню, где домовые возились рядом с запасной печью, и сказал:

- Сегодня госпожа Глория придет сюда пообедать. Накормим ее чем-нибудь вкусненьким?

Домовые относились ко мне достаточно настороженно – или это была лишь тревога и страх после пожара и торопливого переезда – однако сейчас они запрыгали и весело замахали лапками.

- Да, господин Виктор! Да! – заголосили они, и я впервые почувствовал, что подхожу к чему-то очень важному. – Накормим!

Запасная печь была маленькой, всего на одну конфорку, и в нее постоянно надо было подкладывать топливо, зато домовые вычистили ее так, что она засверкала. Я отправил одного из них в лавку за дополнительными приправами и взялся за обед.

На закуску я приготовил кремовые грибы с тимьяном. Сначала накрошил лук и чеснок, обжарил до прозрачности и добавил шампиньоны, нарезанные пластинками. Затем в их компанию пришло молоко, тимьян и лимонный сок. Когда грибы были готовы, я уложил их на подсушенные ломтики ржаного хлеба и услышал тоскливый стон из зала: работники чуяли