энергичной и визгливой сделалась плавной, текучей, словно волна.

И мы с Глорией плыли по этой волне вдвоем. Я ни о чем не думал: просто смотрел в ее искрящиеся радостью глаза, скользил вместе с ней по булыжникам площади, краем сознания выхватывая неровности и выбоины, и мне наконец-то было хорошо и спокойно.

Я оказался на своем месте. Небо, бархатный осенний вечер, девушка в моих объятиях – все это сейчас казалось мне самым главным. Моя жизнь была бушующим морем, которое бросало меня на волнах то в одну сторону, то в другую – и вдруг шторм улегся. От Глории веяло теплом и едва уловимым ароматом недорогих духов, и мне казалось, что я слышу, как бьется ее сердце – сильно, звучно, в унисон с моим.

Голову окатило огнем. Кажется, пламя поплыло у меня по венам; я смотрел на Глорию и понимал, что не отпущу ее. Не отдам никогда, никому. Это было ни страстью, ни влюбленностью – я сам не знал, как назвать это чувство, которое почти отрывало меня от земли и было намного сильнее всего, что было со мной раньше.

Моя. Сейчас, здесь, в эту минуту, навсегда.

Я понимал, что мне предстоит долгий путь – и готов был пройти его до конца, не отступая и не сворачивая.

Музыка угасла, и очарование, которое охватило нас, соскользнуло мягкой паутинкой. Танец прекратился, мы остановились, и я услышал, как горожане зааплодировали.

Поцелуй получился быстрым – я едва успел обозначить его. Глория отстранилась от меня, и в ее глазах снова захрустели льдинки.

- Это лишнее, Виктор, - негромко промолвила она и, скользнув в сторону, пошла в сторону нашего временного дома. Я потащился за ней, понимая, что выгляжу полным дураком.

Ну а чего удивляться? Я буду идти к ней, а она станет меня отталкивать, потому что я сам все испортил. И это Глория еще не знает о том, что я нанял тех выпивох!

Что ж, буду идти к ней. Однажды, надеюсь, она мне поверит.

- Это лишнее, - едва слышно повторила Глория, когда мы почти подошли к дому, и я услышал, что ее голос дрожит. – Потому что…

- Ты хочешь мне верить, - сказал я. – И боишься.

Глория кивнула. Я отпер дверь, мы вошли в густую сумрачную тишину дома, и я подумал, что сейчас мы разойдемся по разным комнатам, и день закончится.

Мне сделалось тоскливо. Почти так же, как в тот далекий день, когда я, сопливый мальчишка, уезжал из столицы на запятках экипажа, и у меня был лишь пустой живот и несколько медных монет. Будущее казалось мне темным и дождливым, примерно таким же, как сейчас.

Тогда я пытался сделать все, чтобы выбиться из голодной нищеты.

В том, что сейчас точило меня изнутри, никто не был виноват. Я все испортил сам.

«Здравствуйте, Глория! Позвольте побеседовать с вами без посторонних ушей? Меня зовут Виктор Фаренти, вы наверняка слышали обо мне. Ваш пирог – это просто чудо. Как вы смотрите на то, что я размещу его в девятом томе «Академии кухни»? Разумеется, это будет оплачено».

У меня был бы мой дом. Мои вещи, все, что я нажил за годы труда. Мне не надо было бы убегать… не говоря уж о том, что я никогда бы не попал в больницу с разрезанным животом.

Ладно, что теперь. Все мы крепки задним умом.

- Не отталкивай меня, - попросил я, понимая, что никогда и ни с кем не был настолько открыт, как сейчас. – Я знаю, что сам во всем виноват. Но давай попробуем начать все заново?

Осторожно, стараясь не спугнуть, я опустил ладонь на ее плечо и почувствовал, как она окаменела от прикосновения. Окаменела – но не отстранилась.

- Мне жаль, что мы начали именно так, - добавил я. – Что я все испортил. Но Глория, ты по-настоящему мне нравишься. Я не хочу тебя терять.

Откуда-то из невообразимого далека доносилась музыка. Люди на площади танцевали, кругом пульсировала жизнь – а мы с Глорией застыли вне времени и пространства, и я не знал, что делать дальше.

- Днем я спросила, могу ли тебе верить, - негромко проговорила Глория. Я кивнул.

- Это трудно, я понимаю. Но я клянусь, что больше никогда и ни в чем тебе не солгу. Ничего не скрою. Прости меня.

Сквозь мою искренность начали пробиваться тоска и злость. Я устал. За несколько дней я успел потерять абсолютно все, был вынужден покинуть столицу, сегодня провозился с началом ремонта, а в итоге увидел, как маг, которому сто лет в обед, чуть ли не воркует с Глорией. С моей женой, между прочим.

Тут будешь и тосковать, и злиться.

Глория сделала шаг вперед, и моя рука соскользнула с ее плеча. Обернулась – в ее взгляде была горечь и надежда.

- Хорошо, Виктор, - кивнула она. – Я тебя прощаю. А теперь… доброй ночи.

И тихой тенью уплыла к дверям в свою комнату.

7.1

Глория

- Точно все в порядке?

Кажется, отец спрашивал об этом в десятый раз. Убедившись, что я выгляжу нормально, они с мамой вздохнули с облегчением. А я в десятый раз рассказала им о том, как расправилась с аскорубом.

- Теперь я наконец-то работаю по специальности, - сообщила я, и их лица просветлели. – Чувствую себя на своем месте. И насчет патентов договорилась. Завтра начнем оформление сопроводительного письма.

Родители смотрели на меня с любовью и теплом, и я подумала, что именно эта любовь была тем, что все это время помогало мне выстоять и не упасть. Будет ли у меня когда-нибудь такое же сильное и светлое чувство, которое все это время соединяло их, таких разных, таких непохожих? Только Боги знают…

Когда-то я мечтала о любви. А потом мечты закончились.

- Как твой муж? – поинтересовался отец.

- До сих пор на работе, - ответила я. Меньше всего мне хотелось, чтобы мы сейчас изображали крепкий семейный союз перед моими родителями. Судя по запаху кофе, Виктор был в столовой – ну вот пусть там и сидит. – Купил здесь ресторанчик, взялся за ремонт.

- Это правильно, - одобрила мама. – Хотите остаться в Итайне, когда все уляжется?

Я неопределенно пожала плечами. Мне нравилась эта идея и этот город. А заниматься изобретениями я могу и здесь, тем более, Аврелий готов помогать с патентами. Обустроить быт, жить тихо