по сторонам, техничка отвлеклась поеданием какой-то котлеты из пакетика. Более удачного момента уже не будет. Он развернул рисунок и стал смотреть на него. “Почему руки такие длинные? Зачем я этого голубя нарисовал? Кисти слишком корявые. Указательный палец длиннее среднего. Маска выглядит нелепо. Ноги под платьем выглядят слишком коротко, они у Инессы не настолько короткие. Что за нос, в конце концов? Нет, о чём я думал, когда дорабатывал рисунок? Это вообще нельзя показывать Инессе! Нет, нет и нет. Это нельзя дарить”. Он сразу же растерялся, ушёл в класс, закинул своё творчество куда поглубже в портфель и раздавленным помидором сидел весь день. “Что же я так? Почему так облажался?” — корил себя он, занимаясь соглядатайством. Он потерял свой шанс.

На следующий день ему стало ещё обиднее, Инесса получила от кого-то одну валентинку и две открытки, а он, как и ожидалось — ничего. Это было для него не ново. Он никогда ничего не получал кроме шутки от Валеры Цвика. В те разы ему откровенно было до фонаря, что никто ему ничего не присылал. А здесь прямо щемить стало. “Как это? Ей три, а мне как всегда. Ну конечно, она лучшая, ей и пятьдесят не жалко, а я… Эх”. — обижался Сергей непонятно на что. Дома он не мог отойти от внутренней злости, он даже спросил у сестры:

— Тебе кто-нибудь дарил валентинку?

— Да, одну.

“Ну вот, даже ей что-то, а мне кукиш без масла”. — злился он.

Сестра же через пять секунд сказала следующее:

— Мне её Аня подарила. Я тоже ей подарила, потому что мы лучшие подружки в классе. Я ещё маме и папе подарила.

“Вот оно как, а мне не надо, получается, я — так, пустое место возле стенки”. Колязин просидел хмурый весь день. Распсиховался от ужина и не захотел сортировать по просьбе Алёны Витальевны носки, они снова рассорились.

Хорошо хоть вскоре понял, из-за какой ерунды расстроился. Он продолжал свои тренировки и стал больше уделять времени учёбе. Всё должно быть как можно лучше.

Урок физкультуры. Один из наиболее нормальных уроков. Всех юношей согнали в угол зала к лестницам и перекладине на подтягивания. Раньше Сергей едва мог сделать один или два, а теперь уже осилвал шесть или семь. Результат! Пока мужикам поручили турник на невероятную квоту три подхода по десять, которую выполняли единицы, девушки должны были на выстроенных в рядок матах сдать определённую комбинацию из кувырков, “мостика”, “ласточки” и ещё каких-то элементов, практически не имеющих никакой ценности. Веронике и Инессе из-за особенностей со здоровьем разрешили заменить цепочку матовых упражнений на обруч со скакалкой. Обе пошли за инвентарём в чулан, а по выходу направились туда, где посвободней, проложив свой маршрут как раз возле своры мальчишек. Пока турник был занят, все остальные стояли гурьбой и разговаривали или прикалывались над тем, кто висит. Сергей же сразу начал наслаждаться походкой Инессы и её заплетёнными волосами, когда та прошла мимо. Ничего не думал, не размышлял, просто провожал её взглядом. Хотел понаблюдать за тем, как она крутит обруч, но скоро должна была быть его очередь. Он отвёл взгляд и посмотрел на рядом находящегося Валеру, который стоял корпусом к лестницам и турнику, а головой был повёрнут как раз туда, куда только что смотрел Сергей. Колязина в таком положении что-то смутило, он посмотрел на парочку с обручами, затем опять на Валеру, подождал немного и окликнул Цвика:

— Смотри, шею не сверни.

Тот быстро поменял положение, повернувшись к Колязину.

— Ты это мне? В каком смысле?

Сергей цинично на него посмотрел и ответил:

— Да так, ни в каком.

“А это интересный кадр, надо будет за ним понаблюдать”. — сам себе решил Колязин, поглядывая на Валеру. Через человека его очередь была позориться на турнике.

За неделю своеобразного слежения, Сергей, к большому своему неудовольствию, заметил некоторое сходство в поведении друга и в своём собственном. А именно то, что он называл соглядатайством. Колязин как сокол наблюдал за Валерой исподтишка, особенно когда у того не было собеседника. В этот раз он чинно расхаживал у доски и сообщал сам себе: “Сидит и смотрит, думает, никто не заметит. Попался, голубчик. Ну не может быть, что это он так на пустую стену пялится. Всё время в ту сторону поворачивается, и вот теперь.” Он посмотрел на Инессу, которая с помощью экрана выключенного телефона в качестве зеркальца и расчёски эффектно прихорашивалась. “Конечно, расчёсывается. Как уж тут не посмотреть. Не на стену, не на мою парту, а именно на неё. Если это не так, то я бы съел свои ботинки. Надо будет подкараулить его и намекнуть”. Его это невероятно злило. Единственный друг, да ещё и такой прохвост. Колязин, однако, дал себе обещание не валить на Валеру бочки с порохом, пока не убедиться в достоверности своих догадок из личного разговора. Теперь нужен был достоверный рецидив, чтобы поймать Цвика с поличным и предъявить ему за соглядатайство. При этом, надо не выдать себя в наблюдении за целью.

Случай несколько дней не предоставлялся. Сергей засомневался в верности своей странноватой затеи, даже начал считать всё это сравни абсурду, однако сидя вместе с Валерой на лавке запасных очередного урока физкультуры во время игры в волейбол, он не мог не заметить, что его друг всё время косится на играющую Инессу, не всегда следя за мечом. Тут как раз близко к ним никто не сидел. Колязин придвинулся к Валере и посреди процесса спросил:

— Что такое интересное разглядываем?

По Валере было видно, что его застали врасплох.

— За игрой слежу. — растерялся он.

— Ты на мяч вообще не обращал внимания секунд десять. — язвил Колязин, ему даже было интересно, как он выкрутиться.

— Да это, посмотри какой смешной Артур, как пыхтит, старается.

Артур Мартов был короток и неказист, учился средне и никаких выдающихся черт не имел. Ничего особенного из себя не представлял. Никогда толком нигде не участвовал. Зато сейчас играл в первой зоне, Инесса рядом — в шестой.

Колязин не поверил Валере.

— Ну да, ну да, забавно меньшевичок (так Колязин называл Артура за спиной, считая, что эта кличка ему очень подходит) играет, ты внимательно так рассматривал его, с интересом, живописно, так сказать.

— Что ты несёшь? — злился Валера.

— Да так, отнюдь не на него ты смотрел. Не надо прикидываться.

— Что? — он пытался изобразить недоумение, но злоба плохо маскировалась, — ты какую-то чушь сейчас сморозил.

— Да я не осуждаю, смотри на кого хочешь, любуйся