– Понимаю, – любезно ответил я. – Передай, пожалуйста, мое почтение губернатору и скажи ему, что он может поцеловать Седьмой полк в нашу коллективную задницу.

По выражению лица адъютанта-переростка читалось, что он вот-вот заплачет, и я вдруг почувствовал себя глупо. Если бы губернатор лично отдал мне такое поручение, я бы вежливо поклонился и тут же помчался таскать фарфор уважаемого купца. Издевательство над бедным мальчиком на побегушках отнюдь не было поводом для гордости.

– Ладно, ладно, – вздохнул я. – Мы обратимся с этим же вопросом к вышестоящей инстанции, но заранее предупреждаю, что скорее всего она тоже прикажет тебе валить отсюда вприпрыжку.

* * *

– Вали отсюда вприпрыжку, – сказала Ника, когда адъютант губернатора изложил ей свое дело.

– Погодите, погодите, а может, нам стоит подумать? – отозвался Считала, который неизвестно с какой стати просочился в комнату капитана. – Дай нам минуту на совещание.

Мы со Считалой развернулись спиной к Нике и адъютанту и отошли на несколько шагов, чтобы поговорить свободно.

– Во время переездов случаются неприятности, – шепнул мне интендант, чтобы нас не могли услышать. – Ценный фарфор разбивается, ценности куда-то деваются, антикварная мебель бесследно пропадает. Некоторых потерь не избежать.

– Да, это совершенно естественно. Кто обвинит солдат, вынужденных работать носильщиками, если они случайно что-то забудут?

– Я рад, что мы поняли друг друга.

Мы снова повернулись в сторону письменного стола Ники.

– Можешь сообщить своему хозяину, что ты выполнил поручение, – обратился я к адъютанту. – Мы поможем с переездом.

Судя по выражению лица адъютанта, он не поверил, что мы говорим серьезно. Робко поблагодарил и выскочил из комнаты, бросив на нас подозрительный взгляд.

– У меня один вопрос, – произнесла капитан, когда адъютант закрыл за собой дверь. – Какого хера…

– Мы просто хотим сделать что-нибудь для примирения, – с невинным видом заявил Считала. – Искупить нашу вину.

– Да, мы просто хотим протянуть руку помощи нуждающемуся толстосуму, – добавил я. – Можно?

– Нет.

Это меня поразило.

– Как это нет? – удивился я. – В первый раз в жизни мы идем навстречу губернатору, который не питает к нам симпатии. Мы добровольно беремся за работу, которую никто другой не хочет выполнять.

– Именно поэтому я не согласна. Ведь очевидно, что у вас здесь есть некий интерес, не имеющий никакого отношения к перемещению мебели.

– Допустим, так оно и есть. Тебя действительно волнует судьба Менехайма и его имущества?

– Нисколько. Если вы просто хотите пойти к нему и все расхреначить, не стесняйтесь.

– Что? – Ей снова удалось сбить меня с толку. – Я думал, ты не согласна.…

– Как я могу вам отказать? Пожалуйста, делайте, что хотите. Только набейте карманы хорошенько, а то за этот месяц вы не получите жалованья.

– Но как это?

– Ты не можешь этого сделать.…

– Оба, заткнитесь. Дисциплина в полку расползается, как дедушкины портки, а вы, вместо того чтобы делать свое дело, только усугубляете ситуацию. Если бы интендантская служба следила за нашими припасами, а не слонялась по ночам возле чужих складов, нам, возможно, не пришлось бы воевать с плесенью при каждом приеме пищи. А твоя рота, Норгаард, способна испортить самый простейший маневр во время строевой подготовки. Оказывается, свалив всю работу на сержантов, всех проблем не решить. И еще: если вы кого-нибудь ко мне привели, пусть даже сопливого адъютанта, то я решаю, общаться мне с ним или нет, а не вы. Не могу поверить, что мне приходится объяснять такое двум опытным офицерам. Ну, а теперь можете проваливать отсюда.

– Это совершенно несоизмеримо…

– Я сказала, убирайтесь. Идите воровать фарфор с купеческих кухонь, видимо, ничего другого вы делать не умеете.

– Так точно, госпожа капитан.

Опустив головы, мы начали медленно отступать к выходу.

– Считала, – произнесла Ника, когда мы уже были у двери, – в последнее время различные вещи имеют свойство бесследно исчезать, оказываясь рядом с тобой. Меня беспокоит эта удивительная закономерность. Лучше бы эти таинственные исчезновения не касались собственности полка.

Когда мы вышли в холл, все еще переживая наш позор, меня уже догнал возбужденный Зеленый.

– Я был в борделе!

– Поздравляю. Твой первый раз?

– Я упомянул Беренгера так, как ты хотел. Малисса заметно вздрогнула, услышав это имя. Спросила…

– Кто такая Малисса? – машинально спросил я, но тут же понял. – Ладно, это не важно. Говори.

– Она спросила, читал ли я Беренгера, – закончил сержант, а я уже мысленно проклинал себя за то, что не послал кого-то, кто имел хотя бы смутное представление об идеологии таристов. – Я сказал «конечно» и даже произнес пафосную тираду о том, что он опередил свою эпоху, но его время еще придет, а потом выразил сожаление, что такой ум погиб от рук королевского палача.

– Неплохо.

– Если я чему-то и научился в университете, так это умению производить впечатление, будто я знаю, о чем говорю, хотя на самом деле понятия не имею о предмете обсуждения.

– Я рад, что годы учебы не прошли для тебя даром.

– Потом она уже совсем раскрылась и стала рассказывать о своих политических взглядах. Она предполагала, что я хорошо знаком с творчеством этого самого Беренгера, поэтому я не очень за ней поспевал. Но сказанного мне хватило, чтобы осознать, что за проповедь таких идей можно угодить на виселицу. В какой-то момент она заявила, что «социальная справедливость невозможна без истребления дворянского сословия». Я, конечно, контекста не знал, но и без того почувствовал, что дело пахнет криминалом.

– Замечательно. Этого я и ожидал, но хорошо иметь подтверждение. Теперь мы точно знаем.

– Чего ты ожидал? И что мы знаем?

– Что Араи не читает таристов перед сном из-за склонности к абстрактным рассуждениям в области политической теории, а внушает своим девочкам необходимость распространять радикальные идеи.

– Значит, потребуются дальнейшие разведывательные действия?

Глаза Зеленого вспыхнули надеждой.

– Сомневаюсь, – холодным, рациональным тоном остановил его я. – Я уже узнал, что хотел. Теперь мне остается только подумать, как этим воспользоваться.

* * *

Старый дом купца Менехайма действительно выглядел ужасно, а довели его до столь плачевного состояния старания Седьмого полка, вернее Безумного Йорлана, который месяцем ранее подрядился избавить жилище от крыс. Делал он это, конечно, не по доброте душевной, а ради возможности использовать обещанные купцом ресурсы в собственных целях, в частности для испытания нового вида транквилизатора. Поэтому алхимик потребовал внушительной предоплаты, которую немедленно направил на покупку ингредиентов, и предложил приготовленный из них напиток крысам, обитавшим в доме Менехайма, добавив его в миски с водой, расставленные по всему зданию. Результат этого эксперимента был определен Йорланом как «обратно пропорциональный успеху», что на практике означало эффект, совершенно противоположный ожидаемому. Иными словами, крысы вместо того, чтобы заснуть, чрезвычайно возбудились и стали проявлять повышенную активность, бегая по дому с невероятной скоростью, нападая на все живое и кусая мебель с такой яростью, что сами ломали себе резцы. Довольный собой алхимик подробно описывал свои наблюдения за тем, как объекты исследования реагируют на данное вещество. Он с удовольствием провел бы в особняке Менехайма и последующие недели, но будучи человеком добросовестным и солидным, чувствовал себя обязанным сдержать обещание. В итоге Йорлан решил проблему крыс типичным для себя способом: все крысы исчезли в один миг… вместе с большей частью здания. Довольный собой алхимик вызвался получить остаток гонорара и продемонстрировал искреннее возмущение, когда купец не только ничего не заплатил, но еще и потребовал компенсацию.