* * *

Мне пришлось уехать на несколько дней из Лондона. По возвращении я застал Брендона в Тауэре веселым, словно жаворонок.

– Ты видел ее? – спросил я.

– Кого «ее»? – равнодушно спросил Брендон, словно на всем свете для него не была только одна «она»!

– Да разумеется, принцессу!

– С того времени, как мы расстались в Бристоле, – нет!

Это была явная ложь – для Брендона нечто необычное. Но, должно быть, у него были свои основания для этой лжи.

У Чарльза на лице было какое-то странное выражение, которого я никак не мог разгадать. Вдруг он стал рассеянно чертить что-то на клочке бумаги, валявшемся на столе, и я прочел слова: «Будь осторожен!» Теперь я понял: за нами наблюдали.

И Мэри, встреченная мной во дворце, сияла радостью не меньше Брендона. Что же значило все это? Могло быть лишь одно объяснение: они виделись и выработали новый план. Но что они могли задумать, я никак не был в состоянии догадаться. Впрочем, непонятно было уже то, каким путем могли они увидеться: как Брендона в Тауэре, так и Мэри во дворце стерегли днем и ночью!

Я решил обратиться за сведениями к Джейн, которая была настолько же грустна, насколько Мэри весела. На мой вопрос, виделись ли принцесса и Брендон, она озабоченно ответила:

– Не знаю. Вчера мы были в Лондоне, и на обратном пути остановились в Бридуэл-хаусе, где застали короля и Уолси. Принцесса вышла из комнаты, сказав, что вскоре вернется, а вслед за ней вышел и Уолси, оставив меня наедине с королем. Мэри вернулась только через полчаса, и возможно, что в это время повидалась с Брендоном.

Сказав это, Джейн медленно поникла головой на мое плечо и принялась жалобно плакать.

– Что случилось? – испуганно спросил я.

– Я не могу и не смею сказать вам! – ответила девушка.

– Но вы должны, должны!

Я так настойчиво стал уговаривать Джейн, что в конце концов она, хотя и с трудом, произнесла:

– Король!

– Король? Что такое? Господи Боже! Джейн, да рассказывайте поскорее!

Я уже заметил, что с некоторого времени король стал преследовать жадными взглядами мою маленькую, хорошенькую Джейн. Его Величество Генрих VIII вообще не любил оставлять в покое привлекательные женские лица!

– Он хотел поцеловать меня, – вздыхая, стала рассказывать Джейн. – Все время, пока Уолси не было, он был очень настойчив. Может быть, мной и воспользовались лишь для того, чтобы отвлечь внимание короля, пока Брендон будет с Мэри. Но, если это так, то сама Мэри, верно, ничего не знала!

– А что вы сделали?

– Я оттолкнула короля, обнажила вот этот кинжал и крикнула, что если он приблизится ко мне хоть еще на один шаг, то я нанесу удар себе в сердце. Тогда король обозвал меня дурой.

– А сколько времени продолжается все это? – спросил я.

– Вот уже несколько недель. Но прежде мне всегда удавалось вывернуться. С некоторого времени король стал смелее, и как раз в этот день я купила себе кинжал! – ответила мне Джейн, а затем, вложив свою руку в мою, смущенно пролепетала: – Если хочешь, давай поженимся, прежде чем вернемся из Франции!

Джейн была рада, что могла укрыться от Генриха у меня, я же был доволен оказаться для нее меньшим из двух зол.

Виделись ли действительно наши друзья в тот день, я не могу сказать с уверенностью, потому что ни Брендон, ни Мэри никогда впоследствии не говорили об этом ни слова. Но судя по их поведению, я могу с уверенностью предположить, что эти свидания действительно происходили под покровительством Уолси, вероятно, взявшего с них обоих слово, что они никогда и никому не упомянут об этом.

13 августа 1514 года Мэри Тюдор была обвенчана с Людовиком Валуа в лице его представителя, герцога Лонгвиля. Бедная Прозерпина, бедная…

Должно быть, ни одна невеста в мире не затягивала так своей поездки к жениху, как то делала Мэри Тюдор. Она не только не торопилась, а даже мешкала всюду, где только это было возможно. Впрочем, могу сказать, что она действительно чувствовала себя очень плохо; ей даже два раза в течение путешествия пришлось слечь в постель, так как она заболевала сильным нервным расстройством от бесконечных слез, непрерывно проливаемых в пути.

Впрочем, и переезд из Дувра в Кале был крайне тяжел. Корабль, на котором плыла Мэри, бурей загнало в Булонь, и ей пришлось высадиться. Отдохнув в Булони, Мэри двинулась дальше к Аббевилю, где французским королем предполагалась торжественная встреча невесты.

Не доезжая мили до Аббевиля, мы встретились с Людовиком XII. Увидев эту развалину, ясно прочитав на челе супруга печать близкой смерти, Мэри несколько оживилась. Теперь она была уверена, что старый муж будет обязательно воском в ее руках.

Завидев нас, Людовик поехал навстречу, но Мэри галопом пронеслась мимо него, уполномочив меня обратиться к Его Величеству с просьбой не быть таким бурным в проявлении своих чувств, потому что она, Мэри, очень робка и застенчива.

Французские придворные были возмущены в наивысшей степени, но сам Людовик только осклабился до ушей, показав желтые остатки зубов, и сказал мне:

– О, благородная дичь стоит всяческих хлопот! Передайте Ее Величеству, что я буду ждать в Аббевиле.

Дряхлый король выехал навстречу невесте верхом, чтобы казаться как можно бодрее, но обратно его пришлось увезти в носилках, потому что верховая езда совершенно утомила его.

Вскоре Мэри была обвенчана с Людовиком, но, хотя брак был заключен по всей законной форме, его женой она все-таки не стала.

Итак, на голове Мэри засверкала корона. Казалось, что она поднимается все выше и выше над Брендоном, увеличивая пропасть между ними, но сердцем она все ближе и ближе приникала к своему милому. Сначала она еще сильно тревожилась, не получая вестей об освобождении Брендона, но наконец запоздавшее в пути письмо пришло, и к Мэри опять вернулись утраченные ясность и веселье. Вообще могу сказать, что брак с дряхлым, больным королем, которого Мэри порой не видела по целым дням, совершенно не угнетал ее.

Таким образом, тучки рассеялись, и мы с Джейн могли заняться своими собственными делами. Я напомнил ей о ее словах, сказанных мне перед отъездом из Англии, и, смущенно поникнув головой, она ответила:

– Я… готова, если… вы хотите!

Так был решен день нашей свадьбы, и она состоялась в маленькой дворцовой часовне. Свидетелями нашего бракосочетания были королева Мэри и еще два человека из ее свиты, в присутствии которых священник соединил меня с Джейн неразрывными узами. Поздравляя нас, Мэри надела на шею моей женушки бриллиантовое ожерелье, стоившее добрых десять тысяч фунтов.

Освоившись с жизнью в Париже, Мэри быстро взялась за исполнение обещания, данного Генриху, и вскоре Людовику пришлось очень не сладко от молодой и красивой жены.