Она подошла к столу, убрала тарелки, хлеб.

— Сейчас вскипит чайник. — Это она сказала, уже стоя к немуспиной.

— Вы его любили? — спросил он. Она даже не вздрогнула. Он смотрелна ее плечи. Она подняла голову.

— Он мне нравился, — сказала она, по-прежнему необорачиваясь.

— Все так быстро произошло, — почему-то добавил он, словномог что-то изменить.

— Может, он еще жив? — наконец повернулась она к нему.Почему он раньше не смотрел на ее лицо? Немного удлиненный овал, чуть запавшиеглаза, тонкие губы. Кажется, у нее были веснушки. Или ему так показалось.«Странно, что общего могло быть у Никиты с этой женщиной?» — вдруг подумалРезо. Она была совсем другой, непохожей на его прежних подружек.

— Нет, — честно признался он, — такого быть не может.

Она снова отвернулась. Достала два стакана, заварной чайник.Он молча следил за ее манипуляциями. Только после того, как она поставила настолик стаканы и вазочку с конфетами, женщина наконец прервала молчание:

— Объясните конкретно, что именно мне делать? И куда ядолжна идти?

Мы вернулись на службу. К тому времени уже успел появитьсяДубов. Он сразу прошел в кабинет генерала и долго извинялся, объясняя, почемуименно опоздал. Он ведь понимал, что даже Генеральный прокурор, не имеющий доступак телу Президента, значит меньше, чем начальник службы охраны, который этотдоступ имеет. Ему еще повезло, что наш генерал не уехал, иначе Дубову пришлосьбы ждать в приемной довольно долго. Если учесть, что завтра генерал долженулетать вместе с Президентом, то Дубову еще повезло, что он его принял.

Сашу Лобанова сразу вызвали к начальству, а я поспешил всвой кабинет, чтобы позвонить Алене. Но ее дома не оказалось, зато дома былАндрей. Это меня удивило, обычно днем он находился в своей больнице.

— Что случилось? — спрашиваю у него. — Ты уже взял отпуск?

— Нет. Ночью у меня было дежурство, а теперь я отдыхаю дома.

— Как Игорь?

— Неплохо. Но все же чем быстрее мы его повезем, тем лучше.С сердцем в таких случаях не шутят. Алена утром была в посольстве. Из больницыпридет вызов, и нам пообещали сразу оформить визу, в виде исключения.

— Это хорошо. Когда хотите лететь?

— У нас билеты на воскресенье.

— Ну и правильно. А я постараюсь до этого времени что-нибудьпридумать.

— Леня, — вдруг сказал Андрей, — ты не комплексуй. Мы всесделаем как надо. И если деньги не найдешь, тоже не проблема. Я для Игорясделаю все, он мне как родной.

— А мне тем более, — сказал я ему в тон, — спасибо тебе,Андрей. Но я постараюсь все же найти необходимое. Можешь позвать Игоря?

— Да, конечно. Сейчас позову.

— Слушаю, — сказал Игорь, поднимая трубку.

— Как у тебя дела?

— Все хорошо.

— Ты извини, я вчера тебя высадил. Было срочное дело.

— Я же все слышал. Ничего страшного, все нормально.

— Тебе вчера понравилось?

— Да, очень. Мама говорит, что уезжаем в Германию. Можно якниги с собой возьму, а когда приедем, я ему отдам. Боюсь, не успею закончить,не дочитаю до отъезда. Другие-то я успею, а вот Тойнби требует усилий.

— Конечно, можно, — разрешил я за Виталика. — Я с нимдоговорюсь, можешь не беспокоиться. Он тебе разрешит.

— Мы еще увидимся? — спросил меня сын.

— Обязательно, — ответил я. Хотя у меня почему-то появилосьдурное предчувствие, но я изо всех сил старался отогнать его от себя. Толькоэтого не хватало, разозлился я, так можно — сглазить собственного ребенка.

Я положил трубку и вспомнил про Цфасмана. Кажется, этуфамилию назвал мне Семен Алексеевич. Я немного знал Цфасмана, руководителя ивладельца крупного банка, предоставившего кредит для строительства нашей базы.Семен Алексеевич даже ставил его в пример другим банкирам, говоря нам, что всенувориши должны работать на государство. Наверное, он предложил Цфасману бытьспонсором для лечения Игоря. Что для такого банкира, как Цфасман, мелочь впятьдесят тысяч долларов? Он небось в казино оставляет за ночь гораздо большуюсумму. Во всяком случае, это даже не сумма стоимости машины, на которой онездит. Наверняка у него «Мерседес», если, конечно, он не пересел уже на«Роллс-Ройс» или представительский «Крайслер».

Я еще раз поднял трубку, набирая номер нашего экономическогоотдела. Там должны знать телефон банка Цфасмана. Обычно банкиры охотно идут наконтакты с нашими сотрудниками. Bo-первых, мы всегда можем оказаться полезными,так как находимся рядом с высшими руководителями страны. Во-вторых, от нашихслужб многое зависит — информация, полезные контакты, выход на нужных людей. Нуи мы, в свою очередь, стараемся угождать господам толстосумам, так как знаем,что в случае отставки или пенсии всегда можем найти у них убежище. Наших ребятохотно берут в любые коммерческие структуры. Столько поносили КГБ, авыяснилось, что специалисты КГБ еще долго будут нужны тем, кого мы в прежнейжизни называли спекулянтами, фарцовщиками, мошенниками, расхитителями и которыев новой жизни стали хозяевами, сделав нас своим обслуживающим персоналом.

Мне довольно быстро дали телефон секретаря Цфасмана, и янабрал номер банка. Ответил довольно приятный, явно не молодой женский голос:

— Слушаю вас.

Почему прочие банкиры не понимают, что гораздо большедоверия вызывают солидные женщины? Когда смотришь на молодую длинноногуюкрасавицу, невольно приходит на ум, что она здесь прежде всего нужна для усладыхозяина. Даже если он импотент или полный идиот и не спит со своей девочкой,которая служит лишь для удовлетворения, эстетического наслаждения, такая дивавсе равно дискредитирует своего шефа. Любой нормальный человек, разбирающиеся впсихологии, поймет, что для ее начальника работа не самое важное. Ножкистройной красавицы для него не менее важны, чем столбцы цифр, а значит, егоможно обойти, обмануть, подставить. Но если вам отвечает немолодой женскийголос, значит, хозяин не просто умный человек. Он очень умный человек, которыйумеет ценить работника за его деловые качества и отбрасывать все иныесоображения. Кажется, еще умница Коко Шанель заметила, что вообще глуповыставлять напоказ кому попало свои голые колени. Это всего лишь сустав. Этовысказывание супербизнесменки я прочел в одном зарубежном журнале, которыйнашел в салоне самолета Президента. Но это верно только на работе. А в жизнивсегда приятно посмотреть на голые коленки молодой девушки. Наверное, Кокозаявила это, когда ее собственные коленки уже нельзя было показывать. Известноедело, моралистом становишься тогда, когда не можешь уже быть развратником.