перед собой, но будто ничего не видит. — Наивная, милая. Её все любили. Но у неё были необычные пепельно-белые волосы и пронзительно-голубые глаза. Я до сих пор помню момент, когда они пришли за ней.

— Тенгер? — стиснув зубы скорее утверждаю, чем спрашиваю.

— Нет, это было ещё до него. Тогда девушек просто собирали в кареты. Резные такие, в стенках узорчатые прорези, крепкие. Выглядят красиво и дорого, но на деле один хрен с решётками и свозили сюда как вещи, — качает головой Саймон. — Тенгер многое поменял к лучшему.

Так это мне ещё повезло? Мне, помнится, даже платочек предложили.

— Но вот тогда… К нам домой пришли. Провели ритуал, как я потом понял, совместимости, на запястье сестры появилась метка, и они забрали её, — кот сжимает кулаки, и я даже замечаю, как увеличиваются его клыки. — До сих пор в ушах стоит её плач.

Мне больно смотреть на то, как обострились в сожалении черты лица Саймона. Я кладу руку на его плечо и легонько сжимаю. Он тут же улыбается, пытаясь скрыть боль, но разве такое спрячешь.

— Я бежал за ними, пока не выдохся. Домой вернулся день на третий, вымотанный, голодный, злой, — он опускает голову. — Не смог её защитить. Не вернул.

— Разве ты что-то мог против них?

— Это я сегодня понимаю, а тогда… короче, гордиться тут уж точно нечем.

— А где она сейчас? — задаю вопрос, но, честно говоря, не уверена, что хочу услышать ответ.

— После того как она попала к императору, мы о ней ничего не знаем, — Саймон пожимает плечами. — Я просто скучаю по ней. А ты какой-то своей непосредственностью и везучестью напоминаешь её. Держи, на обед всё равно не успеешь.

Он протягивает мне свёрток, и я понимаю, что это какая-то замысловатая булка с мясом и сыром. Пахнет так, что аж желудок урчать начинает, и я сглатываю слюну.

— Я тоже скучаю по сёстрам, — признаюсь я и откусываю булку. — Но им повезло больше. Брюнетки и с магией не в ладах. Я верю, что когда-то они найдут себе хороших мужей и станут счастливы.

Снова провожу пальцем по крышке шкатулки и убираю её в сумку.

Мы сидим так ещё некоторое время, а потом возвращаемся тем же путём в людные коридоры академии.

Это удивительно, но остаток дня проходит настолько спокойно, что не некоторое время я позволяю себе забыть, что я в каком-то там цветнике, и меня ждёт встреча с императором… Я просто живу и могу быть обычной адепткой.

Могу. Пока не понимаю, что проходит время ужина, за окном садится солнце, но мне совершенно точно негде спать, а все мои вещи у… Тенгера. А я не уверена, что смогу сдержаться и не закатить ему скандал.

Глава 27. Его не переспоришь

Ела в этот раз я так медленно, как вообще могла. Тщательно пережёвываю пищу и всё такое. Идти к Тенгеру не хочется совсем. Но надо. Не в коридоре же мне спать.

Половину ужина я думала не напроситься ли к Илли, но, как оказалось, она живёт в комнате с тремя девочками, а это уже слишком нагло с моей стороны.

Ладно, была не была. Заодно спрошу его, какого демона он нацепил на меня браслет-следилку. Неужели не было других стабилизаторов? Нормальных, без побочных эффектов?

Останавливаюсь перед дверью его кабинет, не решаясь постучать. Рассматриваю рисунок на тёмном лакированном дереве. Что сказать-то ему? Я за всё это время ничего не придумала.

Не знаю, сколько я так стояла, прежде чем дверь распахнулась. Вздрагиваю и вскидываю взгляд на ректора, который смотрит на меня, подняв бровь.

— Шпилька, ты перенимаешь от кота не те привычки. Если тебе так надо, чтобы я открыл тебе дверь и впустил в комнату, хоть мяукать начни.

Сжимаю зубы от злости. Он куда-то уходит, поэтому подошёл к двери? Или действительно меня ждал? А если и ждал, то как понял, что я под дверью? Почувствовал? С помощью браслета?

— Ты… худший из всех, кого я знаю! — цежу сквозь сомкнутые зубы.

Тенгер поднимает бровь.

— Я бы с тобой поспорил, но ладно. Входи и рассказывай, что опять влетело в твою прелестную головку?

Ещё и издевается. Потрясающе.

— Это правда, что браслет отслеживает, где я нахожусь?! — я врываюсь в его кабинет и начинаю бродить туда-сюда, не зная, куда себя деть.

— М-м-м… отчасти да, — ректор выглядит настороженным, но с этим подлецом ни в чём нельзя быть уверенной. — Это одно из свойств.

— И то, что я за дверью тоже по нему узнал?!

— Шпилька, в чём дело?

— Ты следишь за мной! — голос сваливается в верхние октавы, и теперь я звучу будто ребёнок. — Специально готовишь для этого извращенца, притворяешься другом, а сам! Только и ждёшь повода, чтобы выслужиться перед ним! Не знаю, что у вас случилось, но даю руку на отсечение, ты спишь и видишь, как бы вырваться отсюда и вернуть свою безбедную жизнь в столице, так? По ночам-то совесть не грызёт? Сколько девчонок ты уже в могилу свёл, чтобы завоевать его прощение?!

И без того чёрные глаза Алистара становятся ещё темнее. Один удар сердца и он оказывается передо мной. Неестественно быстро, будто в его пространстве была пара лишних секунд, а у меня нет. Большая жёсткая ладонь ложится на мою грудь почти как в прошлый раз, но сейчас немного выше, так что пальцы ректора касаются шеи. Это пугает.

В панике отступаю, но врезаюсь спиной в книжный шкаф. Алистар тут же упирает руки в полки по бокам от меня и оказывается так близко, что я могла бы укусить его за нос. Сердце выполняет сложный кульбит и ухает в пятки. На шее ещё пульсирует отпечаток его пальцев. Теперь, когда я в ловушке, становится совсем страшно.

— Никогда никого не обвиняй без доказательств, шпилька, — в низком хрипловатом голосе слышится рычание. — Я понимаю, что в твоей маленькой головке не хватает места для проблем других, но прими на веру то, что не одной тебе приходится играть по правилам. А чем выше ты стоишь, тем серьёзнее последствия ошибки.

— И что? Хочешь, чтобы я пожалела тебя? Прониклась тем, как сложно быть ректором?

— Мне не нужна твоя жалость. Я хочу, чтобы ты начала видеть дальше, чем на два шага вперёд. Шпилька твоя жизнь простой не будет, пойми наконец.

Не знаю почему, но перед глазами расплывается. В сердце намешалось столько чувств, что с ума сойти можно. Злость за браслет, который я теперь даже снять не