Кухня оказалась чистенькой, в ней были шкафчики с табличками, призывавшими не пользоваться некоторыми вещами и не брать чужое молоко. У меня возникла идея. Я включила чайник, нашла кружку, стащила чайный пакетик из коробки и выбрала самое красивое на вид молоко в холодильнике. Я была уверена: никто не стал бы возражать, что я взяла самую малость.

В нашем доме была кухня, и в ней было чего-то больше, а чего меньше по сравнению с этой. Я крепко зажмурилась и постаралась вспомнить: у нас имелся заварочный чайник, но всего одна коробка с чаем. Женщина в кухне — моя мама. Мужчина — папа. Я Флора, и мне не десять лет. Мне семнадцать: я знаю это, потому что помню, как поцеловала парня на пляже.

В нашей кухне у каждого своя любимая кружка. Моя — розовая с белым. На маминой написано: «Лучшая МАМА на свете!», на папиной нарисован мужчина.

Я пришла в восторг от самой себя и поменяла белую кружку, которую выбрала сначала, на кружку с розовым узором. Я приготовила чай и огляделась в поисках людей, с которыми можно было поговорить.

Я хотела поехать во Фламбардс. Эта мысль почему-то возникла в моей голове. Фламбардс очень далеко. Я написала сообщение маме: «Мы можем поехать во Фламбардс?»

На кухне никого не было. Я задумалась над тем, чем люди заняты. Наверное, какими-то снежными делами. Холодными делами. Всем тем, что делают люди в подобных местах.

Если бы я кого-то увидела, я бы показала им фотографию и спросила, видели они Дрейка или нет. Я приехала, чтобы найти его, потому что я поцеловала его на пляже. Я не была уверена, сделала ли это на самом деле или тот пляж существовал только в моем воображении.

Даже если я придумала все это, я была в этом месте одна, и я жила. Это было реально.

Мой ключ открыл комнату номер пять, и я, заперев дверь, села на кровать. Голова кружилась. Я вытянула руки перед собой, согнула пальцы и стала читать надписи: «Флора, будь храброй». Я была храброй. Я следовала этой инструкции. Рука у меня болела, поэтому я закатала рукав и увидела, что нацарапала имя Дрейка на коже чем-то вроде тупого лезвия. Я долго смотрела на раны. Это было пугающе, возбуждающе и ужасно одновременно. Я вырезала слово на руке.

Я была в странном месте, которое находилось далеко-далеко от моего родного дома. Комната была чужой, но вещи в ней были мне знакомы. Наверное, они принадлежали мне. Это была моя новая комната. Это место — мой собственный дом — я создала сама. Моим лучшим другом стал человек, которых оставил все эти пояснения. Я нашла все, что было написано от руки, уселась на кровать и начала перечитывать.

Мне в глаза бросились слова «лекарства» и «таблетки». Я принимала лекарства много дней подряд. Если я что-то и пила в последние дни, то я об этом не написала. У меня закружилась голова.

На кровати лежала большая сумка. Отложив блокноты, я распаковала ее, вынимая вещи по одной и раскладывая их, чтобы я смогла увидеть, что привезла с собой. В основном это была одежда. Я выбрала красную футболку и понюхала ее, хотя не знала зачем.

Никаких таблеток не было. С этим нужно было что-то делать, но я не представляла, с чего начать.

Руки у меня дрожали. Я встала, подошла к окну и положила их на стекло, чтобы унять дрожь. Раньше шел снег — я была уверена, что это снег, — он прекратился. За окном поднимался крутой склон горы. Я видела в стекле свое отражение, бледное и прозрачное, сквозь которое просматривались заснеженные скалы.

Даже по этому плохому отражению я заметила, что со мной что-то не так. У девушки в окне были странные глаза и странная кожа. Я подняла руку и коснулась лица. Оно было неровным, хотя я помнила, что оно было гладким. На стене висело зеркало, и я рассмотрела себя хорошенько.

Я выглядела совсем не так, как думала. Я не узнала свое лицо. Оно покраснело, покрылось пятнами. Это было лицо другого человека. Всюду были прыщи, желтые на кончиках и красные у основания. Девушка в зеркале была уродливой. Мама говорила, что я красивая.

Когда я раньше проводила пальцами по лицу, кожа не ощущалась такой отвратительной. По-моему, я никогда не беспокоилась о ней. Я взяла ручку и аккуратно написала на внутренней стороне руки: «Что случилось с моей кожей?» Я продублировала вопрос на желтом листке и приклеила его к зеркалу. Потом я записала это в блокнот.

Где-то в здании открылась дверь. Я обрадовалась: люди начали возвращаться. Я подумала, не пойти ли мне на кухню и постоять там, пока кто-то будет готовить ужин и, может, поделится им со мной. Я проголодалась.

Услышав голоса за дверью, я решила выйти и присоединиться к говорившим. У меня была фотография Дрейка, и я полушепотом повторила слова, которые мне нужно было сказать. Мое ужасное лицо смущало меня, поэтому я воспользовалась косметикой, которую нашла на письменном столе: нанесла тональную основу, нарисовала черным карандашом полоски на верхних веках, использовала немного туши с комочками и, наконец, накрасила губы ярко-красной помадой, которую я никогда в жизни не носила. В этом я была уверена. Она казалась новенькой, с заостренным кончиком. Я использовала ее как карандаш — получилось не слишком хорошо, но я разгладила неровности пальцем и решила, что и так сойдет.

Если у тебя плохая кожа, накрась губы яркой помадой, и люди этого не заметят. Это правило.

Я сменила джемпер на новый, розовый, взяла пальто со свободной кровати и вышла из комнаты, готовая провести вечер, расспрашивая людей о Дрейке. Мои записи подсказали, что у меня есть подруга по имени Эги. Наверное, удастся притвориться, что я ее узнала, если она ко мне подойдет. Я снова и снова повторяла про себя ее имя: «Эги, Эги, Эги».

По-прежнему было светло. Хотя наступил вечер, было светло, как днем.

— Привет! — Мужчина в коридоре стоял в пижамных штанах и с полотенцем через плечо.

Было всего семь часов, но я предположила, что в этом месте все иначе. Если вы провели весь день в заснеженных горах, то вам наверняка захочется надеть пижаму. Мне это не показалось правильным, но я не знала почему.

У меня была моя спальня. Этот факт восхитил меня, и я поздравила себя. У меня была спальня в Арктике. Наступил снежный, солнечный вечер, и мы с Дрейком находились на Шпицбергене.

— Выглядишь отлично, — продолжал мужчина. — Какие у тебя планы?

— О! — Я попыталась найти ответ. — Никаких. То есть я не знаю. Ничего особенного. Кожа стала некрасивой — я решила воспользоваться помадой. Чтобы прыщи были не так заметны.

Он кивнул.

— Была в походе? Где побывала до вчерашнего дня?

— Вчерашнего дня?

Мужчина меня не знал, иначе он бы никогда не спросил, что я делала вчера. Люди рассказывали мне, что я делала вчера, но не спрашивали. Если бы он спросил, что я делала сегодня, я бы сказала, что купила сапоги, искала Дрейка и вырезала его имя на своей коже.

— Я не знаю, — ответила я, и мужчина не спросил почему.