Он вдруг обратил внимание на молчание Хаустона и на смутныезвуки в трубке — неприятные и знакомые… Всхлипывания. Хейди плакала?

— Почему она плачет? — спросил Билли.

— Билли…

— Дай-ка мне ее!

— Билли! Да ты к себе прислушайся!

— К черту! Дай мне ее!

— Нет. Пока ты в таком состоянии, не дам.

— Почему, ты, нахалка поганая?!

— Прекрати, Билли!

Хаустон настолько громко заорал, что Билли отодвинул трубкуот уха. Когда приложил ее обратно к уху, всхлипывания умолкли.

— А теперь послушай! — сказал Хаустон. — Таких вещей, какоборотни, не бывает. Не бывает цыганских проклятий. Я даже сейчас дураком себяощущаю, говоря тебе такие элементарные вещи.

— Слушай, неужели не видишь, что это все же часть проблемы?— тихо спросил Билли. — Неужели не понимаешь, что эти люди умели уходитьбезнаказанными с подобными штуками в последние двадцать столетий, если небольше?

— Билли, если на тебе лежит проклятье, то оно исходит изтвоего подсознания. Поверь. Старый цыган не мог наложить проклятья. Но твойсобственный разум под маской старого цыгана — может.

— Я, Хопли, Россингтон, — сказал Халлек тупо. — Все сразу.Нет уж, это ты слепой, Майкл. Вот так-то.

— Да брось ты! Тут всего лишь совпадение. Ну сколько можноблуждать вокруг тутового куста? Вернись к Глассману. Пусть они тебе помогут.Хватит сводить с ума собственную супругу.

В какой-то момент он даже заколебался. Уж очень здраво иразумно звучали доводы Хаустона. Они успокаивали.

А потом вспомнил Хопли, поворачивающего тензорную лампу,жестоко осветившую его лицо. Вспомнил слова Хопли: «Я буду убивать его долго…деталей тебе говорить не стану…»

— Нет, — сказал он. — У Глассмана мне ничем помочь не могут,Майкл.

Хаустон тяжело вздохнул.

— Тогда кто же? Старый цыган?

— Возможно, — сказал Халлек. — Если удастся его найти. Неисключено. Кроме того, у меня есть знакомый, который может помочь. Он прагматиквроде тебя.

Джинелли. Имя всплыло в памяти в то время, как он говорил потелефону.

— Но в основном я намерен полагаться на себя.

— Именно об этом я тебе и говорю!

— Правда? А у меня сложилось впечатление, что ты посоветовалмне вернуться в клинику Глассмана.

Хаустон снова вздохнул.

— Мне кажется, твои мозги тоже начали терять вес. Ты хотьподумал, что ты устраиваешь своей жене и дочке? Хоть раз подумал об этом?

«А тебе Хейди сказала, что она делала, когда произошелнаезд?» — чуть не выпалил Билли. — «Не сказала еще, Майкл? Нет? А ты спросиее…»

— Билли?

— Мы с Хейди потолкуем об этом, — тихо ответил он.

— Неужели ты?..

— Я думаю, Майкл, что ты прав по-крайней мере в одном.

— Да? О, как мне повезло! И в чем же я оказался прав?

— В том, что хватит ходить вокруг да около, — сказал Билли иположил трубку.

Но потолковать им не удалось.

Пару раз Билли попытался завести разговор, однако Хейдитолько качала головой. Лицо ее было бледным, непроницаемым, глаза смотрели нанего обвиняюще. Только раз она отреагировала.

Это произошло через три дня после телефонного разговора сХаустоном, когда Хейди всхлипывала в его кабинете. Они заканчивали ужин. Халлекприкончил внушительный набор лесоруба: три гамбургера с гарниром, четырепочатка молодой кукурузы с маслом, полпинты бульона, персиковый пирог сосладкой подливой. Надо сказать, аппетит у него стал слабый, но он с тревогоюобнаружил, что быстрее теряет вес, если не ест. Когда перед тем Хейди вернуласьот Хаустона с опухшими от слез глазами, Билли был так расстроен, что не стал ниобедать, ни ужинать, а когда на следующее утро встал на весы, увидел на шкалецифру 167. Ему стало тошно. Пять фунтов за один день! О, Боже! С тех пор и непропускал еды в положенное время.

Теперь он показал на пустые тарелки с мелкими остатками иобглоданными початками.

— Похоже это на «анорексия невроза», Хейди? — спросил он.

— Нет, — нехотя ответила она. — Но…

— Так я ем весь последний месяц. И за этот месяц потерялшестьдесят фунтов. Вот и объясни мне, каким образом мое подсознание ухитряетсяделать такой трюк. Терять в весе по два фунта в день при потреблении примерношести тысяч калорий.

— Я не знаю… но Майкл… Майкл говорит…

— Ты не знаешь, и я не знаю, — перебил ее Билли, сердитобросая салфетку на тарелку. В животе его заурчало от обильного ужина. — И МайклХаустон тоже не знает.

— Ну, хорошо, если это проклятье, то почему со мной ничегоне происходит?! — закричала она. Хотя в глазах ее сверкнул гнев, Халлек увидел,что она на грани слез.

Потеряв над собой контроль от накопившейся обиды и страха,он закричал в ответ:

— Не знал он, вот почему! Понимаешь? Не знал!

Всхлипывая, она резко отодвинулась, чуть не упав вместе состулом, и стремительно вышла из-за стола, рукой схватилась за лицо, словно отсильной головной боли.

— Хейди! — воскликнул он, поднимаясь и роняя стул на пол. —Вернись!

Ее шаги на лестнице не замедлились. Он услышал, как хлопнуладверь — но не их спальни. Кажется, комнаты Линды или спальни для гостей.

Халлек подумал — скорей всего, в комнате для гостей. Оноказался прав. Больше она с ним в одной комнате не спала.

Та неделя, последняя неделя перед тем, как он покинул дом,потом вспоминалась Билли Халлеку как некий путаный кошмар. Погода установиласьгнетуще душная и жаркая. Билли ел и потел, потел и ел, а его вес равномерно инеуклонно снижался. В конце недели, когда он арендовал автомобиль и отправилсяв путь по 95-й магистрали в сторону Нью-Хэмпшира и Мэна, он потерял ещеодиннадцать фунтов и весил уже 156 фунтов.

В течение этой последней недели врачи из клиники Глассмананеоднократно звонили ему. То и дело звонил Майкл Хаустон. Хейди молча наблюдалаза ним и курила. Когда он заговорил о том, что неплохо бы повидать Линду, онабесстрастно ответила:

— Я предпочитаю, чтобы ты этого не делал.