Тем временем Мадина, словно отвечая на вопрос Марджаны, стала осторожно стягивать со стола перья и бросать их на пол, явно пытаясь попасть в одной ей видимую цель. Похоже, ей никак не удавалось поразить врага.

«Да-да, несчастная дурочка, ты пыталась своим корявым человечьим умишком проникнуть в тайны «стражей»… Ну что ж, мы тебя напугали, пора и прогонять…»

Марджана повела рукой в воздухе. Повинуясь ее жесту, высокое кресло, парное тому, где скорчилась Мадина, упало набок. Из-под него раздалось громкое шипение. Мадина вздрогнула. Но по-прежнему молчала.

Тогда Марджана еще раз повела руками в воздухе, будто пытаясь разогнать перед лицом дым. Ничто не изменилось в комнате. Кроме одного — Мадина с громким криком перепрыгнула с кресла на стол и стала топать по каменной столешнице так громко и отчаянно, словно пыталась пробить мрамор насквозь.

За этим занятием ее и застали слуги — собственно, они не могли не оказаться там почти мгновенно.

Мадина продолжала вопить и тогда, когда старший лакей вызвал Фаруха, и когда тот попытался снять возлюбленную со стола, и когда появившийся неизвестно откуда Мир-паша стащил сестру на пол. Девушка трусилась и всхлипывала. Разведывательная миссия, похоже, блестяще провалилась.

«Боюсь, — подумала Марджана, — что мне удалось выиграть лишь бой, но не кампанию. Надо будет сказать Аяксу, чтобы последил за милыми крошками достойного Мир-Рахмана. Да и Фаруха предупредить, чтобы был со своей красоткой поосторожнее».

Девушка знала, что никто не усомнится в ее словах. Как никто не спросит, как же ей, «стражнице», удалось изгнать лазутчицу. Подобные расспросы у «шеду» были не в чести. Один лишь Аякс мог полностью оценить рассказ девушки — он своими глазами видел, к помощи каких сил иногда прибегает Марджана во имя победы своего дела.

Вспоминая о том, как громко визжала Малина, Марджана вернулась в зал — на ее лице играла довольная улыбка. И тут она увидела, как Мехмет ведет к кушетке в углу зала красавицу Бланку Эрреро. Да, эта девушка не зря считалась подлинной жемчужиной Эгрипоса: тонкие черты бледного лица, золотистые волосы и глаза цвета дикого цикория.

В Марджане снова поднялось безумное желание искалечить соперницу, хотя она и Мехмет составляли на редкость красивую пару. Наблюдая, как он смотрит на прелестную блондинку в своих объятиях, Марджана сдержала тоскливый стон. Интересно, знает ли шейх, как убийственно соблазнительна его ленивая полуулыбка?

Ругательство, которое пробормотала себе под нос Марджана, считалось крайне неприличным даже в кругу кровожадных корсаров.

Она предчувствовала, что этих привлекательных людей потянет друг к другу. И должна радоваться, что ее усилия увенчались успехом. Почему же так холодно на душе? Почему так больно видеть, что Мехмет почти прижимает к себе грациозную блондинку?

Горько улыбнувшись, Марджана отвернулась. Ей не соперничать с таким совершенством. Ни элегантности, ни красоты, ни грациозности. Ей и на балу не место. Впрочем, она никогда не придавала особого значения своей внешности, ибо все силы и внимание уделяла более важным делам. Практичная разумная женщина не может быть тщеславной!

Так откуда это жгучее желание быть ослепительно красивой? Почему так хочется заставить Мехмета смотреть только на нее? Наслаждаться тем, что он не может разомкнуть объятий? Почему ей так не по себе?

Марджана обошла толпу и решительно направилась к каменной лестнице в дальнем конце зала. Пожалуй, лучше выйти на воздух — там можно насладиться видом ночного моря. А в холодном лунном свете звезд она наверняка найдет утешение и избавится от глупых и опасных желаний. Пусть они любезничают, пусть!

Скрытая темнотой, Марджана любовалась сверкающим морем. Луна все еще была почти полной, окутывая ночь серебряным покрывалом, душистый ветерок ласкал разгоряченное лицо. В такие минуты одиночество казалось ей особенно острым. Конечно, во всем виноват Мехмет. До него она не знала, что такое одиночество, не понимала, как глубока может быть боль.

Но справедливый внутренний голос настаивал, что тут есть доля и ее вины. В конце концов, она сама выбрала такую судьбу. Она лишила себя мужской любви из страха потерять призвание! Но все столь мудрые и честные слова не могли заглушить жгучую тоску.

Сзади раздался мужской голос, и Марджана вздрогнула от неожиданности.

— Так вот где ты прячешься!

Оглянувшись, Марджана увидела идущего к ней Мехмета.

— Вам не стоило покидать главный зал, — пожурила она, выдавив улыбку. — Вы разочаруете всех поклонниц.

— Меня уже тошнит от их поклонения! Враги на поле боя и то честнее, чем эти лживые лисицы! Их общество, поверь мне, я с превеликим удовольствием поменяю на беседу с тобой…

Уголок ее губ чуть приподнялся:

— Если не вернетесь, пропустите парадный ужин.

— Знаю. Того пира, который нам предложат, хватило бы, чтобы прокормить небольшую армию в течение целого месяца. Но эти липучие красавицы напрочь лишили меня аппетита. Повторю еще раз — просто стоять здесь, рядом с тобой, и любоваться звездами куда лучше, чем набивать брюхо пусть даже изумительной снедью!

Марджана хотела, но не могла этому поверить. Опять, второй раз, этот человек заставляет ее почувствовать себя красавицей. Желанной. Единственной… Неожиданно ночь ожила, наполнившись звуками и ощущениями.

Их взгляды скрестились: ее — темный опал, его — синий сапфир.

— Я хочу поцеловать тебя, — тихо проговорил он.

Марджана оцепенела. Он словно заворожил ее, заворожил кольцом своих объятий. Она ощущала жар его тела, чувствовала, как набухает и напрягается грудь. Она жаждала его поцелуя, как бы ни пыталась еще миг назад убедить себя в обратном.

Он с необыкновенной нежностью привлек ее к себе. Взял в ладони лицо, запрокидывая ее голову, чуть касаясь губами губ. Марджана продолжала смотреть на него, трепеща от сознания, что он желает ее, ее одну. И видела только точеные черты идеального лица… видела, пока его губы не прижались к ее губам, шелк и жар к жару и шелку.

Она тихо вздохнула. Сейчас она и не думала сопротивляться. Не думала вообще ни о чем. Его поцелуй был неспешным, искусным, глубоким. И предательский жар желания стал подниматься в ней. Слишком она истосковалась, слишком изголодалась по нему. И Мехмет пробудил неистовство в ее крови.

Охнув, она попыталась отстраниться, но он не позволил.

— Чего ты боишься? — нежно спросил он. — Что я коснусь тебя вот так? Что отведаю тебя на вкус?

Марджана едва не застонала, когда его губы нашли ее горячую раскрасневшуюся щеку. Яростные ощущения пронзали ее, пока он гладил ее, ласкал, осыпал поцелуями.

— Я способен думать только о том, как соединюсь с тобой, — признался он.

Она тоже могла думать только об этом. Ее тело ожило. Мощные порывы сотрясали Марджану, плотские желания затопляли разум. Ослабевшие ноги едва держали.