— Это мы у нее и спросим.

У меня внутри начала подниматься волна горячего гнева. Дыши, Вася, дыши глубже. Нельзя просто так обвинять человека в воровстве и двуличии, для этого нужны доказательства. И хорошо, если они будут неопровержимыми.

— К Алене я пойду одна, — сказала Ивану. — Незачем ее посвящать в твои секреты. А ты спрячься за деревьями, от туда все будет видно и слышно.

— Хорошо, — согласился Царев.

А потом притянул меня к себе и нежно коснулся губами моего лба.

— Постарайся не нервничать, ладно? — тихо сказал он. — Быть может, твоя подруга ни в чем не виновата.

Я криво улыбнулась и, выскользнув из его объятий, вышла на берег русалочьего озера.

У воды было ни души. Ветер осторожно поглаживал листья прибрежных деревьев, где-то вдалеке негромко крякала утка.

— Аленушка! — позвала я, решив, что девушка, наверное, находится на дне. — Ты здесь? Выйди на минутку!

Ответа не последовало. Ветер немного усилился, на озерной глади появились легкие волны.

— Алена! — громче крикнула я. — Где ты там? Поговорить надо!

— Надо — говори.

Водяница вынырнула мне навстречу из кустов, противоположных тем, в которых затаился Иван. На ней был болоньевый комбинезон и высокие резиновые сапоги, измазанные грязью.

— По болотам гуляла, — объяснила девушка. — Кикимор перед спячкой пересчитывала. А ты чего орешь? Случилось что?

— Ну… — я неопределенно махнула рукой. В самом деле, не спрашивать же у нее про Огневушку в лоб. — Я, вообще, мимо проходила и решила заскочить, чтобы поздороваться. А заодно кое чем поинтересоваться.

— Это чем же? — Алена вошла в воду и принялась мыть сапоги.

— Я недавно беседовала с Глебом Ивановичем, и он сказал, что ты собралась увольняться. Это правда?

— Правда, — невозмутимо ответила девушка, выходя на берег.

— Но почему?

— Потому что я устала, — она подняла на меня глаза. Их взгляд был прямым и серьезным. — Я, Вася, работаю в этом заповеднике шесть лет, и мне здесь страшно надоело. Русалки, тритоны, камыши, грязюка эта вечная. А еще отчеты, графики, журналы. День сурка, честное слово. И никакого личностного и карьерного роста. Я в хочу в большой город, Василиса. Хочу гулять в свете фонарей, кататься на речных трамвайчиках. Ходить на выставки современных художников, а не маляров, которых выставляют в нашем провинциальном музейчике. Смотреть спектакли известных артистов, а не любителей-лицедеев. Впрочем, увольняться прямо сейчас я не планирую. Поработаю еще месяцев шесть-семь, а потом уж уйду.

— А Виталик?

Ее взгляд заледенел.

— Что — Виталик?

— Он тоже уволится?

— Конечно, — кивнула Алена. — Ему здесь скучно, и он тоже хочет уехать. Мы, правда, этот вопрос пока не обсуждали, но, думаю, Виталя меня поддержит.

Как интересно…

— Куда же вы отправитесь?

— В Москву, конечно, — пожала плечами девушка. — Куда же еще? Там живет мой двоюродный дядя, он обещал помочь с поиском работы. Думаю, моему жениху он тоже что-нибудь подыщет.

— Наверняка подыщет, — кивнула я. — Кстати, что по поводу вашей свадьбы? Когда будет можно готовить подарки и поздравления?

— Пока не знаю, — губы Козловой скривились в усмешке. — Мы все никак не дойдем до ЗАГСа, чтобы подать заявление. Впрочем, раньше весны это делать бессмысленно. Устраивать торжество зимой я не хочу.

— Резонно, — согласилась я. — Так значит, Яровой пока не в курсе твоих планов?

Алена пожала плечами.

— А где вы станете жить? В столице жилье дорогое, купить его непросто, а снимать очень накладно.

— Разберемся, — девушка махнула рукой. — Будем решать проблемы по мере их поступления.

— Знаешь, — я задумчиво пнула лежавший рядом камень, — Глеб Иванович обмолвился, что видел сегодня твоего брата. Он взял отпуск?

— Да. На целых три недели, представляешь? Везет же некоторым…

— Ваня ему сказал, что поедет следить за ходом ремонта в твоей новой квартире.

Взгляд Алены стал удивленным.

— В какой еще квартире, Вася?

— В столичной.

— Если бы у меня было жилье в столице, я бы уволилась из заповедника прямо сейчас, — засмеялась Козлова. — Глеб Иванович все перепутал. На самом деле новую квартиру купил наш дядя. Большую, с отдельной комнатой для гостей. Вот Ванька к нему в гости и напросился. А следить он в ней ни за чем не будет — там давным-давно все отремонтировано.

Она улыбалась, смотрела мне в глаза, а я с каждой секундой все четче понимала — врет. Нагло и вдохновенно. Нет, по поводу увольнения и свадьбы она наверняка говорила правду. А вот по поводу московской квартиры…

У меня внутри что-то оборвалось.

Мы с Аленой познакомились шесть лет назад — в отделе кадров, когда приехали устраиваться в заповедник на работу. Стали ли мы подругами? Я считала, что да. У нас имелось немало общих интересов, поэтому всегда было о чем поговорить и над чем посмеяться. Каждая из нас считала нормальным явлением заявиться к другой в любое время суток с ворохом вкусняшек, чтобы развеять тоску, поделиться какой-нибудь новостью, похвастаться нарядом или новым кавалером.

Наши отношения не изменились даже с появление в поселке Виталика Ярового. Сейчас я понимаю, что Алена испытывала к нему чувства более нежные и трепетные, нежели казалось со стороны.

Как же горько и неприятно ей, наверное, стало, когда некромаг обратил на меня свое дражайшее внимание! Между тем, она как никто другой знала, что ничего серьезного в нашем общении не было.

Глеб Иванович прав, о таком важном событии, как покупка жилплощади, Алена непременно бы мне рассказала. Или, по крайней мере, не стала бы ее отрицать.

Мои руки невольно сжались в кулаки.

— Вот как, — стараясь говорить спокойно, произнесла я. — Что ж, наверное, Дубравин и правда ошибся. Кстати, Алена. Не видела ли ты сегодня Огневушку? Она улетела из гнезда на рассвете и до сих пор не вернулась обратно.

Козлова покачала головой.

— Нет, не видела. Да и что? Она же птица, Вася. Летает где-нибудь. Как налетается, так появится. Ты, душа моя, совсем на своей Огневушке помешалась. Она у тебя три месяца по часам на прогулку выбиралась. Дай ей немного свободы. Сама говорила: в неволе жар-птицы живут недолго. Вот и не неволь ее.

В груди стало горячо.

— На Огневушке висит маячок, — сказала я. — И я не могу его отследить.

Алена снова пожала плечами.

— Ты его давно обновляла? Чары, небось, выветрились.

Огонь в груди превратился в ревущее пламя. Вот нахалка! Чары выветрились! За идиотку меня держит?

Что ж, поговорили и