– Вы освободились! – сказал Блоб. – Отлично, друзья мои!

Но не успели мы даже подумать о побеге, как что-то большое протащило нас по лесной земле, словно веник детские игрушки. Я врезался в Блоба, и часть его жижи попала мне в рот – как будто кто-то заехал мне ногой в челюсть. Пока мы катились по утоптанной земле, я безостановочно откашливался. Метров через пятьдесят это ужасное действо остановилось, и только тогда мы смогли осознать, что произошло.

Один из троллей использовал здоровенную ветку в качестве веника, чтобы смести нас поближе к троллю с ножом. Мы сели на земле, оглушённые, избитые и понимающие, что эти твари слишком большие и сильные. Нам просто не убежать от них.

Тролль с ножом бросил странный камень, об который затачивал своё орудие. И в этот момент я разглядел, что же это было. Оторванная рука Камешка.

Я пришёл в ужас, и внутри меня всё сжалось. Я был так ошарашен, потерян, так потрясён и опустошён, что даже не сопротивлялся, когда тролль поднял меня с земли и уложил на пень. Это была его импровизированная разделочная доска.

Меня сейчас выпотрошат, как кролика, и я ничего не могу с этим поделать.

На этот раз даже Камешек больше не ворвётся и не спасёт меня.

Я слышал крики ужаса своих друзей снизу.

И всё же я сосредоточился на лице тролля. У меня осталось ещё одно заклинание, которым можно было попробовать отвлечь или обезвредить его. Учитывая, что все наши прежние попытки были тщетны, надежды оставалось мало, но в любом случае что я терял? Меня всё равно через пару секунд порежут на кусочки.

Я вгляделся в жирное комковатое лицо, покрытое бородавками, и собрал всю ненависть, гнев и отвращение, какие только мог.

И… голова тролля взорвалась!

Как только безжизненное обезглавленное тело повалилось назад, я тут же понял, что это не моя заслуга. Во-первых, магия гномов просто не может так действовать. Она не создавала энергию, а, скорее, прибегала к естественной энергии природы и её элементов, которые уже и без неё существовали. А ещё – нельзя провести больше месяца в эльфийской тюрьме и не научиться распознавать магию эльфов с первого взгляда.

Я вскочил на пень, озираясь в поисках источника эльфийского заклинания, которое только что спасло мне жизнь.

Несколько гибких тел метнулись с деревьев.

Эльфы на лету осыпали врагов дождём из стрел и заклинаний. Их стрелы запросто пронзали кожу оставшихся четырёх троллей, на что наши стрелы были не способны. Каждая в отдельности наносила существенные повреждения, а вместе они достигали куда более ощутимого эффекта, чем все наши атаки до этого. Эльфийские заклинания превосходили наши с ещё большим отрывом. Наша основанная на элементах магия была практически бессильна против толстокожих лесных троллей, но эльфийская магия с лёгкостью поражала этих чудовищных недоумков.

Два шара, переливавшиеся жёлто-зелёной энергией, пролетели через лес и врезались в тролля, который разводил костёр. Они ударили его с двух сторон, и тролль в буквальном смысле испарился на месте. Всё, что от него осталось, – пара дымящихся ступней, покрытых бородавками.

Я стоял на пне и с восторгом наблюдал, как ещё больше эльфов спускается с деревьев. Моей первой мыслью было: «Почему они нам помогают?» Но затем я узнал одного из эльфов, бегущих через поляну.

– Пригнитесь! – крикнула Ликси моим друзьям, выпуская очередную стрелу в тролля, топающего в нашу сторону и поднявшего над головой огромный камень.

Это она «выгуливала» меня, пока я находился в Алькатрасе. Я считал её своим другом, хотя должен был бы считать своим врагом.

Стрела, которую Ликси выпустила в тролля, попала ему в запястье.

Должно быть, она перебила сухожилие, потому что тролль выронил камень и больше был не в состоянии пошевелить рукой. Булыжник приземлился ему же на голову с глухим стуком.

Два заряда эльфийской магии появились из ниоткуда и мигом прикончили его.

Я был поражён разрушительной силой магии. Как мой отец мог рассчитывать, что нечто, способное обратить громадного лесного тролля в пар, может быть использовано для установления мира во всём мире?

Ещё один эльф мягко приземлился рядом со мной на пень, пока его напарники с лёгкостью добивали последнего тролля.

– Чувак, ещё минутка – и из тебя бы вышел прекрасный Грильдруль, – заметил, ухмыляясь, Эдвин.

Я не мог не рассмеяться над каламбуром моего бывшего лучшего друга.

– О да, стейки от шеф-троляра.

– Гномбургеры, – добавил Эдвин. – С двойной котлетой.

И затем, несмотря на то что на деле мы боролись за право раньше другого найти амулет, несмотря на то что, судя по всему, он преуспеет в этом, несмотря на то что наши расы – враги, несмотря на то что он держал меня в тюрьме в Алькатрасе и несмотря на то что мы никогда прежде не делали того, что произошло дальше, я наклонился к Эдвину и обнял его.

Он тоже обнял меня.

Я был так рад, что остался жив.

Но к моему искреннему удивлению, ещё больше я был рад увидеть эту ухмыляющуюся надменную физиономию.

– Почему вы спасли нас? – спросил я.

Все собрались у основания внушительного разделочного пня. Ари, Лейк, Глэм, Головастик, Тики и я сгрудились плечом к плечу. Напротив нас стоял Эдвин и четверо других эльфов: Ликси, Пламялис Фарро (хиппующий скейтбордист, помешанный на религии, которого я встретил в Алькатрасе), Стальной Шар (смотритель из Алькатраса) и эльф постарше, мне не знакомый.

В воздухе висело очевидное напряжение.

Эльфы по-прежнему держали оружие наготове и не предлагали нам собрать наше собственное, разбросанное по всей поляне, берегу ручья и лесу.

– Трудно ответить вот так сразу, – произнёс Эдвин. – И ответ, помимо прочего, зависит от того, захотите ли вы присоединиться к нам.

– Присоединиться? – обалдело переспросил я. – К вам?

– Ага. Объединить силы, – подтвердил Эдвин. – Слить войска, вступить в партнёрство, создать альянс эльфов и гномов, как мы всегда мечтали, когда мир ещё был прежним, а мы играли в шахматы в Чикаго.

– Ни за что! – завопила Глэм. – Не можем мы стать одной командой с ними. Они – враги!

Эльфы во все глаза уставились на набросившуюся на них с обвинениями гномиху с ухоженными усами. Ари и Лейк изо всех сил старались успокоить её.

– Не забывайте, что мы только что спасли ваши жизни, – напомнил ей Эдвин. Но в его тоне не чувствовалось высокомерия. Лишь благородство. И логика (с ней было трудно спорить).