Например, мои семейные проблемы исчезали для меня, когда я читал роман Бэшфорда «Огастес Карп». В нем отцу главного героя пришла на ум прекрасная мысль – сослать своих теток в Уэльс. Ах, если бы я мог сделать то же самое! Отправить бы три четверти моей семьи на Чертов Остров: в Ирландии для них слишком мягкий климат!

И без надежды на возвращение! Не как у Бэшфорда: там тетки рассказчика в конце концов возвращаются, как рецидивирующая бородавка на носу.

Я никогда не сопротивлялся долго желанию прочитать Мелани эти отрывки, и мы тогда смеялись до упаду. Кончалось тем, что она чувствовала ненависть к моей семье – на одно мгновение, когда становились видны наши десны. Этот оскал – признак обостренного чувства соучастия. Знак заговорщиков – розовый цвет: наши десны были здорового розового цвета. Литература сближала наши рты. Мелани обещала мне прочесть этот роман: он такой забавный, так хорошо и верно написан. Но так и не принималась за чтение. Впрочем, не важно: мы обнимали друг друга.

«Я полагаю, вы были вчера на манифестации. Я видел, что там произошла драка. И подумал о вас. Впрочем, я отправил вам сообщение вечером. Поскольку не получил от вас никакого ответа, мне стало страшно».

Но я легко отделался: удары приняли другие. Мне не совсем наплевать на вашу заботу. Я считаю ее трогательной. Если быть честным, я полагаю, что вы единственный человек, который подумал обо мне.

Мой мобильник за все это время не покинул карман. То же было и с письмом, которое я должен был передать Мелани. Она не могла сердиться на меня за забывчивость, так как не знала, что я ношу письмо с собой. Безвредное забвение.

Сообщение от Яна я получил, но не хотел говорить с ним по пути с манифестации. Как канатоходец над пустотой, я должен постоянно быть сосредоточенным. Никогда не верить, что умение держать равновесие – подарок или приобретение, которым ты можешь пользоваться как тебе угодно. И если бы Ян попытался слишком демонстративно качнуть нить, на которой я тогда стоял, он непременно получил бы от меня мощный удар ногой. Канат не трогают!

– Роман «Над пропастью во ржи» не вызывает депрессию! В нем есть струя ветра, которая несет на себе текст от начала до конца. Сегодня я не расскажу вам, чем он кончается, но я бы хотел прочитать вместе с вами несколько его страниц.

«Вы хотите, чтобы я его прочитал?»

Ян улыбнулся остатками своего рта. Получилось что-то вроде полуулыбки. Как на автопортрете Фрэнсиса Бэкона. Эта картина создана, чтобы пугать детей в школьных классах.

«Я пишу вам это, потому что вы никогда не спрашивали меня, могу ли я произносить звуки. Когда мне случается встречаться с людьми, что происходит не каждый день, они всегда задают мне этот вопрос. Они спрашивают себя: как это возможно, что человек не может говорить? Потому что они-то говорят! Они пытаются как можно четче произносить звуки, медленно шевелят для этого губами. „Это же просто шум; постарайся“. Я представил себе, как бы они сделали такое же замечание слепому: „Да перестань ты преувеличивать, я уверен, что ты видишь эту штуку, прикрепленную к потолку…“»

– Мне это было неинтересно, вот почему я никогда об этом не спрашивал.

«Я хочу, чтобы вы послушали мой голос. Выберите отрывок из книги».

– Как пожелаете.

Я с трудом открыл роман на двенадцатой главе, которую хотел прочитать Яну. Мои руки дрожали, поскольку предстоящее совсем не привлекало. Представьте себе, что вас пригласили в ресторан, который специализируется на морепродуктах, а вы терпеть не можете моллюсков, но вас позвала туда ваша невеста. Представьте себе, что официант ставит перед вами блюдо, наполненное всеми осьминогами, морскими ежами и ракушками, какие есть в море. Вы хотите уйти, но хорошее воспитание не позволяет вам этого сделать. Вы представляете себе самые худшие варианты – сделать вид, что вам плохо, придумать срочный звонок. Но нет, вы не должны омрачить свой образ. Поэтому вы остаетесь сидеть. А эти зверьки еще шевелятся в вашей тарелке. Устав библиотерапевтов требовал, чтобы я выслушал Яна. Я несколько раз видел во сне, будто слушаю его, а он говорит металлическим голосом – впрочем, не знаю, почему голос был металлическим. Ян не первый пациент, который тревожил мой сон. Часто они напрашивались переночевать у меня. Я оставлял для них дверь открытой. Я заново проигрывал сеанс, изменял свои фразы, улучшал их. Казалось, что все будет хорошо. Тексты оказывали благотворное действие. Размышления читателей шли своим путем. До пробуждения.

«Вы боитесь, чтобы я читал?»

– Нет, нет! Просто вчерашний день немного выбил меня из колеи. Вот ваш отрывок. Страница сто два.

Ян начал мысленно читать текст. Его глаза быстро пробежали по строкам, потом замерли неподвижно. Он был готов.

И тогда в комнате подростка раздались странные звуки. Ни одного слова – только звуки. Как будто Ян проглотил килограмм камней и теперь выплевывал их по одному из глубины горла. Значит, голос у него не металлический, а всего лишь каменный. От этих звуков мне было не по себе: я знал, что молодой человек произносит их редко и с огромным трудом.

Когда я был ребенком, мать часто читала мне сказку Шарля Перро «Феи». И я боялся, что однажды со мной будет то же, что с героиней сказки, когда ту наказала мнимая принцесса: «Вот что я даю тебе в дар: как только ты скажешь слово, из твоего рта выпадет камень».

Сейчас эта сказка становилась былью.

– Та… б… стар… и во… яло… буд… кто… фрави…

Дальше Ян читать не стал. Он выпил глоток воды и написал:

«Алекс, вам не по себе? Вы сейчас слышали мой голос. Каждое утро я заставляю себя тратить несколько минут на вокализы… вообще-то их можно называть вокализами… чтобы подтвердить себе, что я еще человек. Есть ли в литературе персонаж с таким же ужасным голосом, как у меня? Может быть, сирены…»

Если бы боли соответствовал какой-то определенный звук, голос Яна был бы для него образцом.

– Нет, я не вижу тут точных литературных связей. И я не чувствую неловкости. Я знаю, что вы напрягаетесь, чтобы дать мне услышать ваши слова. Это меня очень трогает, являясь знаком вашего доверия ко мне. И, говорю вам искренне, ваш голос отлично слышен.

«Мне еще далеко до того, чтобы стать певцом. Знаете, моя мать не желает слышать, как я „говорю“. Сначала она плакала, слушая меня, а потом сказала, что не хочет слышать тот шум, который выходит из моего рта».

– Я не собираюсь судить вашу мать. Вы меня поймете. Было бы легко осудить ее, но это была бы ошибка. Будем работать вместе, Ян. Я прочитаю вам этот отрывок из Сэлинджера.

«Да, он будет звучать более гладко, если читать будете вы».

«Такси было старое и воняло так, будто кто-то стравил тут свой ужин. Вечно мне попадаются такие тошнотворные такси, когда я езжу ночью. А тут еще вокруг было так тихо, так пусто, что становилось еще тоскливей. На улице ни души, хоть была суббота. Иногда пройдет какая-нибудь пара обнявшись или хулиганистая компания с девицами, гогочут, как гиены, хоть, наверно, ничего смешного нет…»