А теперь я не могла понять, чего хочу больше: чтобы ритуал как можно быстрее закончился или чтобы он не заканчивался никогда, потому что я и хочу войти в ту дверь, и боюсь.

Родители заметили мое состояние.

— Мелани? — тотчас окликнула меня мама, достаточно тихо, чтобы никого не потревожить.

— Ты видишь в стене дверь? — в лоб спросила я.

— М-м-м… Нет. А ты видишь?

Я кивнула.

Мама нахмурилась, а я попыталась вспомнить, знаю ли я что-нибудь о дверях-невидимках. Увы, в прошлом Эдвин аккуратно убирал влияние храма. Точнее, он поддерживал группу жрецов, придерживающихся довольно радикальных взглядов, в том числе и не одобряющих образование для женщин. Именно жрецы Водного учения Святого Риаса первыми заговорили о том, что пора вспомнить заветы предков и вернуться на праведный путь, на котором предназначение женщины — вести дом, воспитывать детей и ходить в храм. А служить в нем, кстати, нельзя. В смысле — только на подсобных работах.

Церемония закончилась, последняя чаша опустела, стихли слова молитвы.

Жрица уверенно приблизилась ко мне.

Мама попыталась шагнуть вперед, чтобы заслонить меня собой. Уверена, взгляд жрицы маме не понравился точно так же, как мне. Но мир внезапно будто замер, мама застыла, а я почувствовала себя придавленной толщей воды. Я могла двигаться, но очень медленно.

Жрица тоже замерла. Видимо, она испытывала такое же давление, что не помешало ей поднять руку в приглашающем жесте и сказать:

— Эта дверь открылась для тебя, дитя.

— А если я не хочу в нее входить? — говорить тоже было трудно, меня словно давило — и в то же время тянуло. Тянуло туда, к двери. Хотелось подойти, провести пальцами по резному дереву, ощутить его тепло и по контрасту — тяжелый холод бронзовой ручки в виде головы птицы. Я откуда-то знала, что клюв у птицы такой острый, что стоит его коснуться — и на нем останется моя кровь. Но это было правильно.

А часть меня отчаянно сопротивлялась, так отчаянно, что я одной рукой схватилась за маму, а вторую выставила перед собой в защитном жесте. И смогла произнести несколько слов.

— Не хочешь? — Бровь жрицы дрогнула, и я увидела, что у нее очень красивое и очень молодое лицо. Странно, еще минуту назад она казалась дамой в возрасте. — Почему, дитя? Если ты войдешь туда, все печали тебя покинут. Все заботы. Река времени вернется в свою колею, но тебе будет уже…

— Все равно? — наугад спросила я и горько улыбнулась. — Да, понимаю. Но именно поэтому — не хочу.

Я сильно прикусила щеку изнутри, и боль отрезвила. Желание открыть дверь и шагнуть через порог окончательно угасло. Возможно, оно свернулось на самом дне души, но я его больше не чувствовала. Дверь подернулась рябью, будто скрылась под толщей воды. Контуры размыло, и дверь пропала, а вместе с ней и давление.

Жрица недовольно поджала губы, однако настаивать не стала.

— Что происходит?! — встрепенулась мама. Кажется, мой короткий разговор протек мимо нее.

Качнув головой, жрица отступила, но напоследок вздохнула:

— Я не знаю, какая сила могла направить реку времени в новое русло, но зато я знаю, что так или иначе Вода возьмет свою цену.

Мне показалось, что, бросив свое злое пророчество, она усмехнулась.

— О чем она, Мелани? — тревожно спросила мама.

— Она что-то поняла обо мне, она говорила о реке времени. И она подала мне идею. Думаю, мы можем сократить список еще больше. Раньше я считала, что родовой артефакт должен быть мощным, но теперь понимаю, что он должен быть божественно мощным.

Ритуал завершился, и мы неспешно вышли на улицу. Папа ждал нас на верхней ступени лестницы, а вот генерал Портленд уже успел спуститься, но вдруг остановился и развернулся обратно к нам.

Не утруждая себя приветствием, он кивнул в сторону парка и хаотично, но при этом гармонично раскиданных жилых домиков:

— Неужели мои глаза не врут и вы остаетесь ночевать в храме? Друг, я тебя не узнаю.

— Дела на континенте в последние годы шли так, что я все время чувствовал божественное присутствие за своей спиной, — усмехнулся отец, этой самой усмешкой напрочь сбивая пафос собственных слов. — Так что теперь я чувствую себя обязанным отблагодарить богов за помощь. Думаю, если мы пару месяцев посвятим служению, в меру, конечно, наших скромных сил и веры, этого будет достаточно для наполнения источника божественной благодати семьи Тейл.

— Угу, и для пополнения кошельков божественных служителей, — тоже усмехнулся генерал Портленд. — Но как хочешь, друг, как хочешь. Джин! — позвал он, оборачиваясь. — Подойди сюда, девочка. Позвольте представить вам мою дочь. Джин Элоди Портленд.

— Очень приятно, юная леди, — улыбнулась блондинке мама, а папа с немного старомодной галантностью склонился и поцеловал поданную руку девушки.

— Джин, не хочешь остаться на пару дней в храме, чтобы получше познакомиться с новой подругой? — несколько бесцеремонно предложил генерал Портленд после того, как мы с его дочерью обменялись приветствиями.

Девушка глянула на отца без особого восторга. Уж не знаю, что именно ей не понравилось: перспектива остаться в храме, навязанное знакомство или то, что, не интересуясь ее мнением, генерал уже зачислил меня в ее подруги. Отказываться вслух она не стала — правила этикета не позволили.

— Как прикажете, отец, — сладко пропела она.

Генерал скривился, как от зубной боли.

— Джин, здесь все свои, не хочешь — не оставайся, хотя зря. Я уверен, что вы с Мелани обязательно поладите.

— Отец, почему бы вам не подать дочери пример?

— Ты хочешь, чтобы я тоже остался в храме?! — поразился генерал. — Джин, где я и где храм?

Девушка безразлично дернула плечом и, как и полагается благородной юной леди, опустила взгляд в землю, тем самым завершая разговор. Только если обычно в опущенной голове видится покорность, то Джин олицетворяла бунт.

Генерал Портленд тяжело вздохнул:

— Вот что с ней прикажете делать?

Родители тактично промолчали, мне же и вовсе не следовало вмешиваться в беседу.

Генерал махнул рукой и пошел прочь, но не к воротам храма, а повернул за угол. Джин тотчас попрощалась с нами легким поклоном и отправилась за отцом.

Интересно, они останутся в храме?

Джин мне скорее не понравилась, чем понравилась. Слишком холодная, демонстративно закрытая… Впрочем, первое впечатление бывает обманчиво.

— Наверное, ей тяжело привыкнуть к столице после стольких лет в закрытом пансионе, — сочувственно предположила мама.

— Или ее что-то тяготит, — поделилась я своими ощущениями.

Мы неторопливо двинулись по лестнице вниз, где нас уже ждала стайка ребятни.