– То есть?

– В город приезжать, жить у нее. Но я ведь не такая!

Мирослава улыбнулась:

– Я думаю, что Зина знает, что вы не такая.

– Знает, конечно, – снова вздохнула Катя.

Когда Волгина уже уходила, девушка попросила:

– Если найдете Зину, скажите ей, чтобы мне написала или позвонила. Она знает мой домашний адрес и телефон.

– Если найду, то скажу обязательно, – твердо пообещала Мирослава.

– Спасибо вам! – горячо поблагодарила девушка.

– Пока что не за что, – ответила Мирослава и предложила: – Если хотите, то продиктуйте мне свой телефон, а я сообщу вам, нашла ли я Зину и передала ли ей вашу просьбу.

– Конечно! – обрадовалась Катя и продиктовала Волгиной номер своего сотового.

Отъезжая от Катиного магазина, Мирослава удивлялась про себя доверчивости провинциальных девушек. Ведь Катя даже не спросила ее, кто она и зачем ищет Зину.

Родительский дом Серафимы Усатовой действительно находился в частном секторе на одной улице с бывшим домом Болотовых.

Хотя домом назвать строение Усатовых, представшее перед глазами Мирославы, было сложно. За низким покосившимся забором стояла настоящая развалюха. Она даже не стояла, а точно присела на корточки от изнеможения, готовая в любой момент завалиться навзничь.

Калитка была распахнута настежь и жалобно скрипела под порывами забавляющегося с ней ветра.

– Хозяева! – крикнула Мирослава.

Никто не отозвался.

– Есть кто дома? – сделала она вторую попытку.

И снова не получила ответа.

Зато во дворе соседнего дома появилась пожилая женщина в шапке-ушанке, не иначе как с головы мужа, фуфайке и валенках.

Она внимательно посмотрела на Мирославу и спросила:

– Вы из пенсионного фонда?

– Нет, – ответила Мирослава, – я детектив.

– О! Это хорошо! – обрадовалась дама в фуфайке. – Давно уже пора полиции заняться этими пьяницами!

Мирослава не стала говорить, что она частный детектив.

А женщина тем временем продолжала:

– Я сколько уже говорила участковому: Степаныч, займись ты этими алкоголиками! А то они весь переулок когда-нибудь спалят. А он заладил, как долдон: прав не имею их трогать. Ну где это видано? Они ж не просыхают! Двор загадили, в хату войти страшно! А вы, кстати, зря стучите! Они оба пьяные вверх тормашками валяются! Их и пушками не добудишься! Так что идите вовнутрь!

– А Серафимы нет дома? – спросила Мирослава, чтобы хоть что-то выведать.

– Какой Серафимы? – удивилась соседка.

– Дочери их.

– Ах, вы про Симку, – развела руки в стороны женщина, – так она давно в городе и носа сюда не кажет!

– И никто ей не звонил, не говорил, что родители спиваются?

– А то она не знает, – хмыкнула дама, – они уже лет двадцать спиваются.

– Но все-таки позвонить надо.

– Ой, умоляю вас! Кому надо? Да и телефона своего Симка никому не оставила, побоялась, что кто-нибудь номер даст папаше с мамашей, а уж они-то ей точно станут названивать.

– Зачем?

– Как зачем? – удивилась женщина. – Чтобы денег выцыганить.

– Откуда же они возьмут деньги на звонки, если такие безденежные?

– С почты позвонят, там, чтобы отвязаться, разрешат им бесплатно позвонить.

– Понятно. – Мирослава воспользовалась советом соседки и вошла в сени без приглашения хозяев. Прогнившие доски заскрипели и затрещали под ее ногами. Она пошарила рукой по стене, нашла выключатель и нажала на него. Раздался щелчок, но свет не зажегся. Видно, лампочка давно перегорела и менять ее никто не собирался.

На ощупь она добралась до входной двери, отворила ее, переступила порог и оказалась на большой кухне, совмещенной с прихожей.

Прямо у порога валялась грязная уличная одежда, так как вешалка была сорвана.

Несколько перевернутых стульев. На столе груды грязной посуды, бутылок и остатков еды.

Запах стоял еще тот. Мирослава добралась до окна и приоткрыла его. В помещение хлынул холодный освежающий воздух.

Из кухни две двери вели в комнаты. Мирослава открыла первую из них. Там стояли неубранная постель, древняя швейная машинка, продавленное кресло, тумбочка и витал запах давно не стиранного белья.

Мирослава вышла из этой комнаты и открыла вторую дверь.

Вероятно, когда-то эта комната считалась гостиной. Здесь имелась стенка советских времен, давно не работающий телевизор, диван, стол, стулья.

И вещь, которая особенно потрясла Мирославу, – старый кованый сундук.

Только тут она вспомнила, что нигде не видела шифоньера или шкафа.

На сундуке спала женщина.

Она была не только одета, но и обута.

Ее булькающий храп свидетельствовал о том, что она жива.

Мирослава подошла к женщине и, превозмогая отвращение, попыталась ее разбудить.

Но даже сильная тряска, к которой перешла детектив после более щадящих методов, так и не привела к желаемому результату.

Женщина просто тряслась в ее руках, как большая тряпичная кукла.

Подумав, Мирослава вышла в сени, дверь в жилище она оставила открытой. Теперь сени освещались скудным светом, проникающим из кухни.

Волгина увидела шаткую деревянную скамью и на ней два ведра. Одно из них, к ее радости, оказалось доверху наполненным холодной водой. Она взяла его, вернулась в гостиную и вылила все без остатка на женщину.

Результат последовал незамедлительно, женщина, еще не совсем очнувшись от пьяного морока, подскочила на сундуке и издала горловые звуки, похожие на воронье карканье, а потом закричала:

– Караул! Тону! Помогите! Спасите!

– Не тонете вы, – сказала Мирослава и сунула ей в руки валявшуюся рядом с сундуком тряпку.

Однако женщина вместо того, чтобы вытереться ею, накинула ее на голову и попыталась завязать под подбородком, как платок. Но трясущиеся руки не слушались ее, и она все время промахивалась.

– Где Сима? – спросила Мирослава.

– Что? Где? Кто?

– Ваша дочь Серафима где?

– Симочка, кровиночка моя, – вдруг завыла женщина, – на кого ты нас оставила? Мы ли тебя не холили, не лелеяли? – Рыдая, она принялась раскачиваться из стороны в сторону.

Мирослава приподняла с пола пустое ведро.

Женщина перестала рыдать и испуганно уставилась на нее.

– Нет, не надо! – завопила она. – Не топите меня! Я все скажу!