в этом году «новенький велик». Мои мечты о том, чтобы вместе с братьями и сестрами отправиться на поиски приключений по округе, были разбиты, как и мое сердце.

Я еле сдержала слезы. Но у меня получилось изобразить радость и благодарность. На «Полароиде», сделанном в то утро, я улыбаюсь.

По своей природе я была сорванцом и с трудом свыклась с кукольным домиком, но, в конце концов, он мне полюбился. Мы с подругой проводили много времени в магазинах для рукоделия, подключая к творческому процессу все свое воображение и деньги наших матерей. Я сочиняла рассказы о куклах, а подружка переставляла мебель. Наши мамы шили миниатюрные шторы, стеганые покрывала и простыни. Игра в кукольный домик на многие годы стала нашей любимой. А потом и уже моя дочь с удовольствием играла в него.

Но прошли годы, и она уже стала слишком взрослой для кукольного домика. Пришло время стряхнуть с него пыль и прибрать для будущих внуков. Я сняла с него тяжелую переднюю крышку… и у меня перехватило дух.

Там, внутри, все напоминало о моей маме.

Тщательно проработанные детали, вышитые крестиком полотенца, расшитые настенные ковры, фотография меня, девятилетней, на комоде в кукольной спальне. Крошечные коробки с хлопьями на кухне, банки с консервами и бутылки с молоком. Пианино с малюсенькими нотами пьес, которые я на самом деле когда‐то играла. Черепица на крыше – каждый кусочек тщательно приклеен.

Моя мама часами, неделями и месяцами создавала что‐то особенное для младшей дочки, которой обычно доставались чужие вещи. Это был подарок от всей души, который был вручен в 1980 году, но главный его смысл раскрылся мне только в 2020‐м.

Молли Малруни Уэйд

250 рождественских подарков

Те, кого мы любили, никогда не покидают нас по‐настоящему. Они продолжают вечно жить в наших сердцах, бросая свой ослепительный свет на каждую тень.

СИЛЬВАНА РОССЕТТИ

Какой мужчина возьмется произнести надгробную речь о женщине, которую никогда не встречал? Такой, которого пригласила семья, редко бывающая в церкви.

Он пришел в дом моих родителей и собрал нас в гостиной. Расспросил основные вещи, чтобы узнать о моей матери самое важное и рассказать о ее жизни перед собравшимися на похоронах.

Я могла бы рассказывать о своей матери часами. Может быть, так и стоило поступить. Но в тот момент я просто не могла. Не могла откровенничать с незнакомым человеком, который просто выполнял свою работу. Незнакомец, который пришел сделать то, что должна была сделать я.

Сидя на диване, я изо всех сил убеждала себя, что он мне нравится. Но ничего подобного в моем сердце не происходило. Мы отвечали на его вопросы: голубые глаза, 1947 год, средняя школа Ньюберри. Это было так, словно мы заполняли школьную анкету: «Богатые тоже плачут», бутерброды с колбасой, три дочки. Вопросы не заканчивались. Казалось, что у мужчины был их бесконечный запас.

Наконец, он спросил о наших праздничных традициях:

– Джуди праздновала Рождество?

Как только этот вопрос сорвался с его губ, мой отец воскликнул в ответ:

– Да, и еще как!

В комнате повисла неловкая пауза. Наш долговязый гость перестал писать в своем блокноте, не зная, что думать.

– Подарки, – сказала я, пытаясь сгладить ситуацию. – Она всегда перебарщивала с подарками.

– О да, это точно, – поддакнули мои сестры.

Отец, который сидел рядом со мной, напрягся, и я поняла, что сейчас произойдет. Как будто сейчас 25 декабря и, войдя в гостиную, папа заметил, сколько подарков мама нам накупила.

– Она меня чуть не разорила своими подарками! – резко сказал отец.

Его раскатистый голос прокатился по бежевому ковру и отскочил от деревянных жалюзи, висевших за креслом нашего посетителя.

Отец тут же забыл о своем горе – и о хороших манерах тоже – и принялся в красках пересказывать те события незнакомцу.

– Держу пари, под елкой было 250 подарков, – проревел папа, наклоняясь вперед. – Кому сдалось столько подарков? Вот скажи мне, кому?

Даже наше последнее совместное Рождество, три недели назад, было грандиозным. Мама выдала своим тридцатилетним дочерям свою чековую книжку и длинный список. Как и всегда, в этом году она устроила массовый обмен подарками, хоть и не могла сама пойти за покупками. Отец был вне себя. Я внезапно поняла, что у него не хватило духу жаловаться на это ни в этом, ни в прошлом году. Но эта мамина рождественская традиция давно зародила в его душе бомбу, красиво перевязанную лентой с бантиком. Ее фитиль загорелся от небольшой искры. Отца понесло, и мы не стали его останавливать. Как же было приятно слышать, что он снова ворчит на маму.

Я только попыталась его подкорректировать.

– Да какие там 250 подарков? Я бы сказала, 125 максимум.

– Она покупала всего по три – по одной штуке на каждую дочь, – сказал папа.

– А помните тот год, когда был бум на Барби с автобусом для кемпинга? В тот раз Санта потрудился на славу.

Теперь я по‐настоящему обрадовалась приходу долговязого гостя. Он выспрашивал нас, заходя с разных сторон, пока не нашел ниточку, за которую можно было потянуть. Что может сказать больше о женщине и ее семье, чем гневная тирада ее мужа о наболевшем? Мы все играли свои роли, то поддакивая, то возражая через определенные промежутки времени.

– Одинаковые свитера, одного фасона, но, – отец обвиняюще посмотрел на меня искоса, – разных цветов.

– Один синий, один белый, – кивнула я.

И подарочная упаковка, и коробочки, и бантики.

Потом отец переключился на самый насущный вопрос: купоны на скидку.

– Сколько, на самом деле, можно сэкономить, если ехать в город за свитером по десять долларов штука? – спросил он.

И сам тут же ответил на свой вопрос:

– Нисколько! Потому что бензин стоит пять долларов, а путь туда‐сюда занимает двадцать миль!

Долговязый перестал записывать и улыбнулся. У отца явно поднялось настроение, да и у всех остальных тоже.

– А помните тот случай, когда она купила мне две красные водолазки и не поняла этого, пока я не распаковала их? – спросила я.

– Вот видите? – крикнул мой отец мужчине, который сидел, сложив ногу на ногу и запрокинув голову назад от смеха. Тут я перебила отца, чтобы, наконец, встать на защиту матери.

– А ты помнишь, как мама купила тебе на Рождество снегоход?

– Кстати говоря, – радостно ответил мой отец, – вы бы только видели, сколько это все стоило! А она и в ус не дула!

Через месяц после нашего последнего Рождества с мамой этот незнакомец прочитал идеальную речь на похоронах. В основном он пересказывал