что Джо обладает способностями, интеллектом и принципиальностью, и это поможет ему стать президентом-реформатором.

Всю свою политическую жизнь он был известен именно принципиальностью. Он не раз пренебрегал финансовыми интересами или шел против членов собственной партии, когда считал, что так будет правильно. Он был настолько честен, что подчас попадал в сложные ситуации, говоря правду, а не правильные с политической точки зрения слова. Поэтому, когда во время президентской кампании его обвинили в плагиате, это не только нанесло ущерб его политической карьере, это было личное оскорбление. У Джо был выбор: он мог противостоять этим обвинениям в публичном пространстве каждый день, сражаясь с беснующимися медиа, отвлекаясь и, возможно, снижая эффективность своей работы в судебном комитете; и мог выйти из гонки и сосредоточиться на слушаниях по кандидатуре Борка, ведь назначение Борка в Верховный суд имело бы последствия для нескольких поколений американцев. Он сделал выбор и снял свою кандидатуру.

Джо вышел из гонки в сентябре 1987 года, и это был один из тех немногих случаев, когда я, не сдерживаясь, плакала у себя в спальне, за плотно закрытой дверью. В тот момент мне позвонила Ма-Ма. Услышав, как я расстроена, она сказала: «Я сейчас приеду».

Поскольку наша семья часто оказывалась в центре внимания, мы всегда защищали друг друга. Вэл стала одной из моих лучших подруг, и, поскольку она знала, как сильно я люблю Джо, то входила в тот узкий круг людей, с которыми я делилась своими повседневными огорчениями.

Однако, как и в большинстве семей, взаимоотношения с родственниками порой были непростыми. Мы с Ма-Ма обе были волевыми женщинами с собственным мнением, мы обе хотели для Джо и детей лучшего, но не всегда соглашались в том, что именно это должно быть. И, хотя все Байдены относились ко мне с любовью и уважением, случалось, я чувствовала себя просто обыкновенной женщиной, на которой женился Джо. В этом состояла моя собственная незащищенность. Я всегда пыталась быть самодостаточной в группе людей, которые считали, что, «если нужно просить, значит, уже поздно». Я все еще была немного замкнутой, и было сложно оставаться ею в этой шумной, любвеобильной семье.

Но когда в тот день ко мне приехала Ма-Ма, я думала только о том, что одна я не справлюсь. В тот момент я была ей очень благодарна за то, что она не заставляет меня быть сильной и независимой. Я не знала, как сильно в ней нуждаюсь, пока не оказалась в ее объятиях. И там, в моей спальне, она обнимала меня, пока я рыдала.

Наш доктор сказал, что шансы пережить операцию у Джо – пятьдесят на пятьдесят. Также он объяснил, что, если он выживет, высока вероятность необратимого повреждения мозга. И, если какая-то часть мозга пострадает, это будет отдел, отвечающий за речь.

Даже когда операция была позади и стало понятно, что функции мозга не нарушены, мы не чувствовали себя в безопасности. Предстояло сложное восстановление, а впоследствии потребовались еще операции по поводу второй аневризмы, которая дала о себе знать в процессе домашней реабилитации.

В один из последующих дней мы снова собрались всей семьей в госпитале Уолтера Рида, напуганные, собираясь обсудить уход за Джо. Вэл и Джимми спорили, каким должен быть следующий шаг: кому звонить, как быть с сотрудниками Джо, какой курс лечения выбрать. У обоих было свое мнение относительно того, что лучше для брата, и представление о том, что делать дальше. Я сидела молча, слушая, как они спорят, и было ощущение, что я нахожусь за стеклом. Когда они начали звонить докторам и отдавать им распоряжения, я не выдержала. «Постойте! – крикнула я. – Он мой муж. И решения здесь буду принимать я».

Даже когда операция была позади и стало понятно, что функции мозга не нарушены, мы не чувствовали себя в безопасности.

Все застыли, шокированные моим порывом.

«Джилл права, – сказала Ма-Ма. – Решать ей».

Оглядываясь назад, я не удивляюсь, что она вступилась за меня. Ма-Ма всегда говорила, что мужья и жены имеют друг перед другом особые обязательства, не касающиеся других членов семьи. Но все же я не думала, что она выступит на моей стороне перед своими детьми, и это, возможно, было для нее даже сложнее, чем самой отойти на второй план.

В тот момент я по-настоящему почувствовала себя Байден. Я была частью этого круга, где принимались решения, важные для всех нас.

Годы спустя, сидя у постели Бо, который мужественно боролся с раком, я вспоминала Ма-Ма и тот момент в госпитале Уолтера Рида. Болезнь Бо была мучительна, и было невыносимо наблюдать, как он проходит через химиотерапию, ему делали одну операцию за другой. В течение стольких лет, пока он был ребенком, я измеряла ему температуру, я давала ему лекарство, я ухаживала за ним вплоть до выздоровления. Это ко мне он приходил со сломанной рукой и порезанной ногой. Доктора спрашивали у меня, хочу ли я, чтобы ему наложили швы, поставили брекеты, дали антибиотик. И теперь, во время величайшей битвы в его жизни, я хотела, чтобы врачи пришли и поинтересовались нашим мнением. А кто еще лучше знает, что ему нужно? Кто еще может принимать решения, если не люди, на глазах у которых он рос?

Ответ был лишь один: Холли. Его жена.

Теперь это не было моей работой, рядом не было места для меня. Это адски больно, но это так. Наши роли в семьях меняются, смещаются, эволюционируют, и мы должны учиться отпускать.

Я часто думала о том, как сложно было Джо быть отцом, когда он переживал потерю Нейлии и Наоми. Ведь родители – это те, у кого есть ответы, кто может сказать тебе, что все будет хорошо. Но как ты можешь заставить детей поверить, что все наладится, если ты сам в этом не уверен? Если у тебя нет ответов, а есть лишь печаль и растерянность? Иногда после смерти сына мне казалось, что я забыла, что такое быть мамой. Меня тревожило то, что теперь мои дети беспокоятся обо мне и, получается, это они должны быть сильными. Это неправильный порядок вещей. Как я могу быть мамой для своих детей, если я настолько потеряна?

Иногда после смерти сына мне казалось, что я забыла, что такое быть мамой. Меня тревожило то, что теперь мои дети беспокоятся обо мне и, получается, это они должны быть сильными.

Одну фразу Хемингуэя я запомнила после первого же прочтения: «Жизнь ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе». Она всегда напоминала мне о Джо.

Жизнь ломала его много раз, слишком много. Но он всегда находил способ собрать себя заново. Это не значит, что у него нет уязвимых мест, – они есть у каждого. Но он обладает силой, которая может показаться нереальной. Это одна