Я видела детей с анорексией, а также тех, кто столкнулся с серьезной наркотической зависимостью. Некоторые резали себя – о подобном я вообще никогда ранее не слышала. Большинство страдало от депрессии и тревоги, кто-то был эмоционально опустошен вследствие принимаемой терапии. Когда ученики выходили из-под контроля, мы должны были отправлять их в изоляторы. Там было так много детей, столкнувшихся со страшной болью…

Я преподавала там историю и английский, а другой учитель – математику и естественные науки. Мы работали, чтобы дать этим детям настолько полное образование, насколько это было возможно. Я связывалась с учителями пациентов, чтобы получить от них характеристики, а потом работать индивидуально с каждым ребенком, придерживаясь основной школьной программы. Мы работали с группами, но я пыталась уделять как можно больше внимания каждому ученику, один на один. Этим детям пришлось пройти через такие трудности, и меня очень огорчало, что я не могу дать им больше. И все же, приползая вечером домой, я знала, что изменила что-то в их жизни, – по крайней мере, в жизни некоторых из них. Я никогда не забуду, как увидела одну девочку уже вне госпиталя через несколько месяцев после своего увольнения. Она была с компанией друзей, и я не стала здороваться, чтобы ей не пришлось объяснять им, кто я такая. Но, видя, как она смеется, я улыбалась. Зная, насколько трудным был путь к выздоровлению, я с радостью наблюдала, как она наслаждается обычным моментом жизни подростка.

В работе преподавателя есть нечто глубоко оптимистическое. Мы берем лучшее, что есть у человечества: знания, мудрость, мастерство и искусство, накапливаемые веками, – и передаем это следующим поколениям с надеждой, что они продолжат строить, продолжат делать этот мир лучше. А еще это разговор с нашими прошлыми и будущими «я», способ сказать: «Посмотрите, что мы сделали! А что вы будете с этим делать?»

Эта работа часто становится всепоглощающей. Мы тратим свое свободное время, планируя уроки и изучая материалы. Мы должны быть в курсе новейших исследований развития мозга и стилей обучения. Преподавание в госпитале было моей первой работой в учреждении, где все ученики страдали ментальными расстройствами, но не первой, где мне приходилось выяснять, как помочь детям с пищевыми проблемами, тревогой, депрессией или деструктивным поведением. Учителям часто приходится быть советниками, социальными работниками, посредниками и семьей. Я знаю многих, кто тратит собственные деньги, чтобы купить ученикам все необходимое для учебы. Правда в том, что объяснение структуры предложения или химических формул – это лишь часть нашей работы.

Фактически многие из нас никогда не покидают учебной аудитории. Готовишь ли ты обед, смотришь ли вечером телевизор – какая-то часть тебя все равно думает об учениках. Куда бы ты ни пошел, что бы ты ни делал, они всегда с тобой.

Так почему же мы это делаем? Мы делаем это ради искры в глазах ученика, когда идея занимает свое место в его душе. Мы делаем это ради момента, когда человек осознает, что способен на большее, чем он думал прежде. Ради возможности поддержать студента, когда он начинает исследовать этот дикий, невероятный мир при помощи книг, формул и исторических источников. Мы делаем это, потому что мы это любим.

Я люблю это. И я продолжаю этим заниматься.

Классы похожи на маленькие общины: после такого количества времени, проведенного вместе, там появляются свои шутки, соперничество, обязательства друг перед другом и, хочется надеяться, доверие. В начале семестра мои ученики обычно стесняются, закрываются. Но со временем они начинают делиться своими историями. Они говорят о своих страхах и рассказывают остальным, с чем они борются и чему радуются. Они становятся откровенны друг с другом и откликаются, когда кому-то нужно помочь в учебе или подбросить другого до работы. Это особенно характерно для муниципальных школ, где учащиеся постарше и привыкли справляться с трудностями. Наблюдая, как они растут, я вспоминаю о том, что и мне самой нужно двигаться вперед. И они напоминают мне, что нет людей настолько сильных, что им не нужна помощь.

Однажды в колледже NOVA я сказала группе, что пропущу ближайшую сессию по личным причинам. К тому моменту мы все уже сблизились и не осталось почти никаких барьеров. «А куда вы собрались, доктор Байден?»

Когда я повернулась, все дети встали со своих мест. Они выстроились в очередь и один за другим подходили и обнимали меня. В тот момент я осознала, как сильно в них нуждаюсь. Каждый из них тоже был моей семьей.

И я рассказала им. «Моей сестре Джен будут делать пересадку стволовых клеток. Сегодня у нее первая процедура, а потом ей нужно будет оставаться в больнице шесть недель». Мы с сестрами договорились, что будем приходить по очереди, чтобы она не оставалась одна в ходе лечения. Будучи старшей сестрой, я делала все возможное, чтобы сохранять бодрый вид. Все будет хорошо, говорила я Бонни, Келли и Ким. Перед семьей я продолжала ободряюще улыбаться, но здесь, в классе, вдруг потеряла самообладание. Мне пришлось сделать паузу, так как следующие слова застряли у меня в горле. «Мне просто… нужно быть с ней».

Я быстро отвернулась к доске, чтобы студенты не увидели слез, наполнивших мои глаза.

Когда я повернулась, все дети встали со своих мест. Они выстроились в очередь и один за другим подходили и обнимали меня. В тот момент я осознала, как сильно в них нуждаюсь. Каждый из них тоже был моей семьей.

В моей жизни было несколько моментов, когда я ощущала судьбоносное озарение, касающееся чего-то очень важного. Это были мгновения полной ясности, когда я четко понимала, что должна сделать дальше. Некоторые из них были драматичны, как, например, мое решение принять пятое предложение Джо. Но один из дней 1993 года, когда подруга позвонила мне, чтобы рассказать о Делавэрском техническом колледже, к таковым не относился.

Это произошло через несколько недель после того, как она ушла из школы Брэндиуайн, где мы вместе работали. Я пришла туда несколькими годами ранее, после увольнения из госпиталя. «Джилл, – сказала она, – тебя приглашают. Я обещаю: тебе понравится». Я сомневалась. Мне нравились мои классы в Брэндиуайн, а преподавание взрослым меня пугало. Тем не менее перспектива не иметь больше дежурств в школьной столовой была довольно привлекательной, и я поехала в колледж, встретилась с деканом и все же поступила туда на работу.

Подруга оказалась права. Мне нравилось преподавать в старшей школе, но Дэлавэрский технический колледж чем-то меня зацепил. Я видела, сколько смелости и решимости было в моих студентах. Родители некоторых из них даже и не мечтали, что их ребенок когда-нибудь попадет в колледж. Некоторые старались получить второй шанс после совершенных ранее ошибок или отчисления из учебных заведений, в которых нужно было учиться четыре года. Иные студенты были старше, у них не получилось пойти по