Он был остроумен и коммуникабелен, и мне нравилось смотреть, как он светится, обсуждая интересующий его вопрос или слушая оппонента. Я была гораздо молчаливее и сдержаннее, поэтому, когда на мероприятиях со мной хотели пообщаться незнакомые люди, мне стоило немалых трудов отодвинуть на время в сторонку свое не слишком общительное «я». Это дилемма, с которой сталкивается интроверт, вступающий в брак с экстравертом, причем она усугублялась из-за положения Джо в обществе.

Люди зачастую неверно интерпретировали мою стеснительность, принимая ее за нечто нарочитое, за надменность и снобизм. Некоторые нервничали и боялись встречаться со мной, понятия не имея о том, что я сама нервничаю и боюсь. Возможно, они воспринимали меня как лощеную сенаторскую жену, чья жизнь фактически безупречна: молодая, с прекрасными детьми, рядом такой завидный мужчина. Нет сомнений, что со стороны мы выглядели как идиллическая рождественская картинка, но на самом деле я редко чувствовала себя столь уверенно, как пыталась показать. Я тоже рыскала по журналам в поисках диет и советов по макияжу. Я тоже сомневалась, достаточно ли я красива, успешна и достаточно ли я хорошая мать. Временами я чувствовала себя ущербной, как это бывает у многих женщин.

После нескольких месяцев посещения мероприятий в качестве жены сенатора Байдена стало очевидно, что мои социальные ограничения становятся проблемой. Я решила понять, как мне раскрепоститься на людях. Я начала постепенно преодолевать себя, вступая в беседы. Это было проще делать в сельской местности, в разговоре с пожилыми женщинами, бабушками, которые часто приходили на встречи с Джо, и сложнее – в толпе профессионалов и политиков в Уилмингтоне. Мало-помалу я заставила себя преодолеть дискомфорт. Я пыталась быть заинтересованной, а не встревоженной. И оказалось, что со временем эта роль становится для меня более комфортной.

Как только я почувствовала, что немного наловчилась быть женой политика, Джо поднял ставку. Его пригласили произнести речь на ужине в Бель-Эверетт, большом благотворительном мероприятии округа Кент, и, когда выяснилось, что выступление не вписывается в его график, он спросил, не могу ли я выступить вместо него.

Как только я почувствовала, что немного наловчилась быть женой политика, Джо поднял ставку.

Я не хотела произносить никаких речей, никогда, нигде. Одна мысль об этом заставляла меня так нервничать, что мне становилось плохо. Ожидалось, что публика на этом ужине будет дружелюбной и приветливой, однако я не могла вынести даже мысли о том, что мне придется подняться на сцену и говорить, стоя перед сотнями людей. Да, я каждый день стояла перед аудиторией, – к тому моменту я вернулась на работу, – но это было в классе, и там я контролировала ситуацию. Мои ученики уважали меня, а я точно знала, о чем говорю. На политическом ужине атмосфера была совершенно иной.

И что еще хуже, люди там не хотели видеть меня – они рассчитывали увидеть Джо, которого весь Делавэр знал как превосходного оратора. По пути в округ Кент я продолжала читать и перечитывать свою речь, которую написал для меня один из сотрудников Джо. Не знаю, в волнении ли было дело или чтение в машине так на меня подействовало, но когда мы с Вэл прибыли на место, меня тошнило.

Вэл, мой всегдашний политический наставник, произнесла напутственную речь прямо на парковке, и я бы отдала что угодно, чтобы впитать ее позитивный настрой и уверенность. «Джилл, ты можешь!» – уверяла она. Когда все это наконец закончилось, я помнила только, как стояла с кипой листков в трясущихся руках и читала свою речь исключительно на силе воли – потому что я должна была это сделать. Но дома я сказала Джо, что это была моя последняя речь. Мне достаточно и моих лекций.

Фактически это и была моя последняя большая речь, которую я произнесла. Их больше не было до 1987 года, когда стартовала первая президентская кампания Джо и я согласилась снова выйти на сцену. Джо выступал в сенате, эти выступления были важным событием его политической карьеры, – слушания по утверждению кандидатуры Роберта Борка в Верховный суд были в самом разгаре. Он не мог совершать поездки по стране в том количестве, какое требовалось в рамках его президентской кампании. Поэтому в поездку по штатам – от Айовы до Нью-Гэмпшира он послал меня.

Я уверена, что в хороших отношениях должен присутствовать баланс между знанием того, кто ты есть, без отказа от тех важнейших вещей, которые и делают тебя тобой, и готовностью расти как личность. С одной стороны, ты вступаешь в брак с кем-то, зная его слабости и ограничения и любя человека таким, какой он есть, со всеми его изъянами. Но с другой стороны, это не оправдывает стагнацию. Мы должны развиваться. Рассчитывать, что партнер с пониманием отнесется к тому, что ты по природе не педантичный чистюля, или использовать это как оправдание и вообще не мыть посуду, – разные вещи. Мы меняемся ради своих супругов. Мы пытаемся быть достойными их любви так же, как они стремятся быть достойными нашей. Хороший брак подталкивает нас не к тому, чтобы стать другим человеком, а к тому, чтобы стать лучшей версией себя.

Хороший брак подталкивает нас не к тому, чтобы стать другим человеком, а к тому, чтобы стать лучшей версией себя.

Джо всегда видел во мне силу, которую я и сама не всегда замечала. Он знал, что моя нервозность, связанная с необходимостью публичных выступлений, во многом проистекает из чувства незащищенности. Но также Джо понимал, что у меня достаточно сил, чтобы принять вызов, и он хотел дать мне шанс использовать свой голос. В тот год он попросил меня отправиться в путь. «Джилли, – сказал он, – ты нужна мне. И я знаю, что ты сможешь».

Я нервничала каждый раз, выходя на сцену, но во время этого предвыборного турне я сделала одно открытие: говорить не так страшно, когда я действительно этого хочу. Я верила, что Джо – лучший кандидат. Я горела желанием рассказать его историю и убедить людей, что он достоин этой работы. Я была там не просто потому, что должна была это сделать. Заменять его и делиться своим видением было моей привилегией.

Годы спустя мне тоже пришлось призвать его к действиям на максимуме его возможностей. В 2008 году для того, чтобы не баллотироваться в президенты, была масса причин. И Джо колебался, медля с принятием решения. Когда через столько лет нужно было вновь сделать этот шаг, мы оказались не готовы. Но после почти восьми лет президентства Джорджа Буша-младшего, с двумя войнами, нависшими над головами американцев, мне было ясно одно: Джо надо баллотироваться. Мы созвали семейный совет, и я заявила, что все решено: он готов, мы готовы, и ответ «как-нибудь в другой раз» здесь не годится.

Когда Джо в тот год объявили кандидатом, вся