Причиной тому была завзятая неприязнь между магами-тауматургами и ферами. Первые считали вторых шарлатанами, использующими древние суеверия, вторые в долгу не оставались, называя магов опасными выскочками, забывшими традицию.

Впрочем, в большинстве случаев разница была такой же, как между священниками, имеющими дар целительства и получившими на исцеление благословение церкви, и лекарями-шептунами, обладающими кое-каким непроверенным даром и малостью знаний. Больной выздоравливал, в одном случае получив помощь по молитве в соответствии с законами магии и природы, в другом – вопреки этим законам и оставаясь в живых лишь потому, что судьба оказалась к нему необычайна милостива.

Феры пользовали магию, однако следовали древней изустной традиции, передаваемой из поколения в поколение. От учителя к ученику, через долгие годы обучения, запоминая множество составов целебных снадобий или ингредиентов для магических ритуалов, они повторяли свои действия так, как были научены, не подвергая знания и умения сомнению. Магия не рождается на пустом месте, для любого магического действия требуется то, что приведет в действие ее законы – пушка не выбросит каменное ядро из своего жерла, если туда не положить порох и не зажечь его. Порохом и огнем колдунам было то, что давала природа – растения и живые организмы, камни и воды. Но давала не просто так, она требовала платы, она требовала поклонения и обожествления. Знахарь обычно не знал принципов действия того или иного снадобья, достаточно было того, что он знал, в каких случаях оно может помочь.

Магам-тауматургам, понимающим Законы магии и следующим им, тоже было прекрасно известно, зачем нужны травы, кости, кристаллы и прочие предметы, применяемые в магии – они лишь сырье, которое с успехом может быть заменено аналогичным. И ничего сверхъестественного в этом не было. Обычно в сырье много примесей, много того, что несущественно или бесполезно, и что хуже – вредно. Чтобы получить лишь то, что нужно, сырье необходимо переработать. И для этого нужен был Дар. Например, обычные вытяжки, отвары, настои из трав мог сделать каждый, даже самый ленивый фер, но специальные экстракты, до последней частицы вбирающие в себя определенные силы того или иного растения, и тем более субстанций, мог приготовить только маг, знакомый, к тому же с оборудованием хорошей алхимической лаборатории. Только так вытяжка получалась чистой, свободной от примесей, только так она давала приемлемый результат в магии. Но она дорого стоила. Очень дорого. Ее приготовление требовало много сил и средств.

Таким образом вопрос о том, как использовать те или иные дары природы, становился принципиальным: либо это наука, основанная на знании и опыте, либо религия, основанная на вере и надежде.

Лукич не был ни тауматургом, ни фером, однако прекрасно понимал разницу в использовании трав, как знал предел собственных возможностей. А еще он прекрасно понимал, что сделать полноценный экстракт способен только полноценный маг.

– Аська плох? – понял вдруг Оболонский.

– Плох, – просто и грустно подтвердил старый лекарь, – Рану-то я промыл да зашил, мальчишка наш крепкий, и не такое выдерживал. Будь это не оборотень, будь ранка поменьше да кабы не жара эта проклятущая, я бы не волновался, а так… Из последних сил малец держится. Ему б подмочь…

Константин опустил глаза, ощутив привычный укол бессилия. Пусть Лукич и не сказал этого, но в его словах явственно слышалась надежда. Вот они, издержки молвы, что окружают имя мага. Если ты чародей, то пределов для тебя не существует. Если ты маг, то умеешь все. Но он «все» не умел. Он вообще не умел слишком многого, хотя и старался учиться. По меркам Франкфуртского университета, ведущего европейского учебного заведения по части обучения магии, Иван-Константин граф Оболонский был подающим немалые надежды студентом, получившим степень тау-магистра и признание в рекордно короткие сроки, но надежд не оправдавшим, поскольку променял блестящую карьеру на кафедре прикладной тауматургии на обычную рутинную работу мага на побегушках в единственном в мире государстве, которому маги не нужны.

Одно он знал точно: его магический арсенал целителя непростительно скуден, раз он не способен помочь умирающему мальчишке. К чему знания о том, как приготовить любовное зелье (которым он никогда не пользовался, зато это входило в университетское обучение) или как распознать признаки следов мифического единорога, если они ни для чего не годны? Но его сомнения – это только его сомнения.

– Я не целитель, Гаврила Лукич, – сдержанно ответил Оболонский притихшему в ожидании ответа лекарю, – Я не смогу даже свести бородавку с пальца. Распознать болезнь еще с грехом пополам смогу, но травы пользовать буду так, как и Вы – без магии. Мой Дар другого свойства. Но если Вы скажете, какой именно экстракт Вам нужен – я сделаю его.

Лукич поспешно кивнул, очевидно именно этого ответа и ожидавши.

– Я тут кое-что приготовил, – старичок суетливо захлопал по карманам, будто боялся, что Оболонский передумает, – Вот белая плесень, она еще даже не успела высохнуть. Это стебли мяты, не лучшие, правда, зато длинные. Языки жаб… Хорошо бы сделать эликсиру побольше, ежели тут оборотни бродят, что б всегда под рукой был…

Перед Оболонским на сухой земле выросла целая коллекция предметов. Лукич не скупился и спешил, собирая все это. Не только белая плесень – серо-белый комок на тонкой деревянной щепочке, не успела высохнуть. Сочилась кровью печень мыши-полевки, отливали глянцем ножки жуков-навозников, разрезанный напополам корень валерианы еще истекал остро пахучей жидкостью. Все, что Лукич не смог заготовить свежим, лежало в коробочках и кулечках.

– Это все…? – недоверчиво переспросил Константин, глядя на внушительную гору мусора перед собой.

– Оборотень, господин тауматург, – недоверчиво, как бы не веря, что маг может этого не понимать, и озабоченно ответил фуражир, перекладывая предметы в нужном порядке, – Сначала необходимо нейтрализовать яд, который впрыскивается когтями оборотня в тело. Обычно для этого достаточно промыть рану эликсиром Врадда. Он у меня есть. Но он не помог – рана слишком велика, яд распространился слишком глубоко. Нужно более сильнодействующее средство. Я просил бы сделать экстракт вторичных компонентов из этого и первичного – из этого, – он решительно раздвинул кучки по обе стороны, – А вот с этим придется попотеть.

Лукич взвесил в ладони маленький желтоватый камешек, обсыпавшийся по краям белесой трухой.

– Из него желательно извлечь только чистую субстанцию. Сможете? – неуверенно спросил он.

– Постараюсь, – Константин все еще пребывал в немалом удивлении. Сказать, что Лукич поразил его своей осведомленностью, значит, не сказать ничего. Требования фуражира были настолько точны и конкретны, что напоминали тау-магистру годы нелегкого ученичества и въедливого профессора, заставлявшего готовить немыслимые декокты и платить за ошибки.

– Ну, а это всего лишь пурпурная наперстянка. Сухая, правда…

– Она ядовита, – пробормотал Оболонский.

– Конечно, – удивился замечанию Лукич, – а как иначе замедлить сердце и приостановить ток крови? Мы должны удержать сердце под контролем, пока будем выводить яд из тела. И не только сердце. Проблема в том, что мальчик может впасть в кому, а потому мы должны удержать субстанции его тела…