Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подождал, пока не достигну конца троса, прежде чем отсоединиться от корабля, лишь ради того, чтобы показать космосу – я еще верю в свой призрачный шанс на спасение. Этот шанс, будь то чудесное возвращение к жизни «Яна Гуса 1» или прилет сверхсекретного американского дрона, который доставит меня домой, был астрономически низок, но все же был, а там, где есть шанс, оставалось и желание делать ставки. Наконец я отстегнул привязь и мог свободно плыть к Ганушу. Как и он, я теперь обломок, дрейфующий в космосе, пока, как и большинство из них, не встречу свой конец внутри черной дыры или горящего ядра солнца. Я мог проваливаться в темноту вечности и ни за что не цепляться.
Мое белье с максимальной впитывающей способностью увлажнилось. Прохладная вода успокаивала кожу. Хотелось пить. Я ощущал дискомфорт в желудке, но тошнота еще не пришла. А впереди вздымалась грозная дымка Венеры, кровь выступала из ее кратеров, и я порадовался, что не окажусь ближе. Над ней, как тихая, преданная луна, покоилось ядро Чопры. Повсюду вокруг бушевала песчаная буря, но то кольцо, по которому я продвигался к Ганушу, было пустотой вакуума. Проход по нему не слишком отличался от ночевки в просторном поле, вдали от городских огней – обширная тьма и огромное количество сверкающих мертвых звезд. Вот только подо мной не было ни твердой почвы, ни травы, ни навозных жуков, толкающих перед собой фекалии, как Сизиф.
Так просто прекратить здесь существование. Я не оставлю после себя плоти, от которой требовалось бы избавиться. Не будет ни похорон, ни тяжелых камней с щедрой ложью, написанной золотыми буквами. Мой труп исчезнет, сгорит в атмосфере Венеры и вызовет только короткую вспышку. А вместе с телом уйдет и все остальное – все ощущения, вся радость и все тревоги, все то, от чего я не мог очистить свой разум: люди, которых я любил, и завтраки вместо обедов, и вечерние коктейли на завтрак, и перемены погоды, и свежий шоколадный торт, и седина в волосах, воскресные кроссворды и фантастические фильмы, и страх перед финансовым кризисом, экологической катастрофой или гриппом, поименованным в честь очередного безобидного животного. Намного легче был бы танец со смертью, не будь она окружена хаосом цивилизации. Я добрался до Гануша.
– Тощий человек, – сказал он. – Я хочу потрогать пепел твоего предка.
Я нащупал в кармане коробку из-под сигар. Что ж, время пришло. Вселенная говорила вслух, ничто не могло быть яснее. Я вытащил коробку из кармана, открыл и заглянул внутрь шелкового мешка. Там покоился измельченный кальций костей, частички соли и магния, которые когда-то составляли тело моего деда, последние химические останки того, кто хозяйствовал, пил пиво и дрался с пылом славянского бога. Позади меня Гануш во все тридцать четыре глаза изучал прах.
– Можно мне? – спросил он.
– Да.
Он осторожно протянул через мое плечо лапу и погрузил внутрь мешка ее острый кончик.
– Магия огня, – сказал он. – Человеческое таинство, которое мне сложно понять. Как ты к этому относишься, тощий человек? Ты любишь огонь?
– Он освобождает нас от оков тела.
– Мы не рассматриваем наши тела как тюрьмы.
– Это тоже таинство, – сказал я.
Гануш убрал лапу. Я вывернул наизнанку мешочек и наблюдал, как бессмертный порошок выскользнул, частички рассыпались и полетели в разные стороны, образовав новую воображаемую галактику, первую, созданную человеком, и первую, созданную из человека. Могила, достойная Эмила Прохазки, возможно, последнего Великого человека Земли, и если бы дедушка присутствовал при рассеянии своих останков, он закурил бы сигарету, покачал головой и сказал: «Якуб, все это – глупость, надо было просто уложить меня в землю, чтобы червям было чем закусить». Но я-то знал, что он будет мне признателен, поймет мою потребность в величественном жесте. Достойное прощание. Какое место упокоения, купленное на Земле на мою зарплату героя, могло сравниться с тишиной и достоинством космоса? Крупинки праха плыли к пурпурному ядру, пока не исчезли.
– Это и есть Начало, – сказал я Ганушу.
– Да, я знаю, – ответил он. – Может быть, до этого было и другое Начало, а может, и нет.
– Мы направляемся туда?
– Да. Но сначала задай вопрос, который у тебя на уме.
– «Русалка». Ты можешь ее найти?
Гануш прикрыл глаза, и тихая музыка оперы зазвучала в моей голове. Запись время от времени прерывалась случайными голосами, обрывками поп-музыки, низкими голосами темных демонов, вздохами совокупляющихся любовников, сиренами, писком тонового набора, но Гануш сохранял звучание записи достаточно чистым, чтобы унять мою тошноту и дать мне покой, который я чувствовал воскресным утром, на мягкой постели, с задернутыми занавесками.
– Какая она, ваша смерть? – спросил я.
– Рано или поздно всех поглощают смертоносные горомпеды. Они уже явились за мной.
Он поднял ногу. В месте ее соединения с туловищем обнаружились огромные прозрачные волдыри, явно болезненные и чужеродные. Пузыри наполняла желтая фосфоресцирующая жидкость, и в ней плавали тучи чего-то вроде клещей, с идеальной синхронностью перемещаясь из стороны в сторону. Должно быть, их там были тысячи. Один волдырь лопнул, и жидкость растеклась по животу Гануша, а мелкие твари рассыпались по его порам.
– Совсем скоро, – продолжил он, – они ослабят меня, чтобы поглотить мою плоть. Но я им не дамся. Я уйду в Начало вместе с тобой, тощий человек. Там смерти нас не достать.
– Значит, ты умираешь?
– Да. И уже давно.
– Гануш. Тебе больно?
– Я его ощущаю, твой страх. И не решаюсь уйти. О, если бы об этом узнали наши Старейшины, они сразили бы меня копьями шаронгу. Бояться истины! Богохульство! Увы, именно страх я нашел среди землян.
– Страха больше нет.
Я видел себя мальчиком в тесном костюме, мой крысиный хвостик отстрижен по этому случаю, я сижу в красном кресле Государственной оперы, поглощаю тайком принесенные бабушкой мятные леденцы. Через три года после смерти родителей и вскоре после нашего переезда в Прагу, в мамин день рождения, мы пришли смотреть оперу, и рядом с нами для мамы выкуплено пустое кресло. Я безнадежно влюблен в Русалку, красавицу с буйной гривой, в одежде приглушенных лесных тонов. Она – нимфа воды, полюбившая принца, и с радостью пьет зелье ведьмы, чтобы стать человеком и привлечь любимого.
Принц забирает Русалку в свой замок, но, как я и ожидал, этот отморозок с квадратной челюстью ее предает, бросает мою Русалку ради чужеземной принцессы. Мне хочется, чтобы опера никогда не кончалась, я ею захвачен и утираю сопли с верхней губы. В третьем акте кажется, что все пропало, и голоса лесных духов хором поют Русалке печальные песни. Она покинута принцем и теперь навсегда обречена заманивать юношей в озеро и позволять им пользоваться ее телом, а после топит их и прячет души в фарфоровых чашах. Я жажду прыгнуть на сцену, спасти ее, увести с собой ее тоскующий призрак, захваченный в капкан озера из папье-маше и игрушечного бассейна. И в будущем только одну женщину я буду любить столь же сильно, как Русалку.