Контакт с облаком мог теперь произойти в любую минуту.

– Поступают последние данные удаленной аналитики, – сказал Петр. Крупный план его лица разделил мой экран пополам, отвлекая внимание от панорамы торжества и болтающих политиков. – У тебя сто процентов, «Ян Гус 1». – Он прервался, чтобы пожевать свой ус. – Якуб, ты готов?

Готов ли я? Что за вопрос. Лощеный американский астронавт поднял бы большой палец вверх, демонстрируя ряд выбеленных зубов. Я прикрыл глаза, выдохнул и кивнул.

– Никогда я не видел людей такими притихшими, тощий человек, – заметил Гануш. – Я впервые не слышу гула с Земли.

Вдвоем с Ганушем мы спокойно наблюдали за столкновением. Я увидел облако, отраженное в глазах Петра. Замолчали политики, застыли в воздухе бокалы, только что наполненные шампанским Bohemia Sekt. На мгновение мне показалось, что все забыли о моем существовании. Гануш тоже перестал обращать на меня внимание, не копался больше в моих мыслях. Его тело поднималось и опускалось у стекла обзорного иллюминатора.

Что еще скрывали очертания постоянно расширяющейся материи? Что за тайны ждали меня после инопланетян на бамбуковых лапах и летучих облаков галактического газа и мусора? Пела о своих радостях и печалях Русалка. Петр, политики и инженеры таращились в многочисленные экраны. Интересно, испытывал ли ревность кто-то из этих людей – все мы в детстве мечтали здесь оказаться, стать одинокими космонавтами на далекой планете, а теперь они носят галстуки и дают невыполнимые обещания. Я не мог не подумать о своем наставнике из университета, профессоре Бивое, – наблюдает ли он сейчас из деревенского дома, куда удалился, пребывает ли в восторге или в ярости от того, что его ученик на целые световые годы опередил его самые значительные достижения.

Гануш сосредоточил на облаке взгляды всех своих глаз – тридцати четырех, как я недавно подсчитал, – он как будто тоже никогда не видел ничего более неизведанного. Благоговейный трепет моего инопланетного компаньона перед этими пурпурными частицами подтверждал, что любая жизнь, расцветшая во Вселенной, обладает определенным невежеством, а следовательно, способностью к подлинной любознательности. Люди с гордостью претендуют на владение этим свойством, но на самом деле оно может быть вселенским.

Я схватился за ремни, врезавшиеся в грудь и живот, сделал пару глубоких вдохов. Гануш пошевелился. Петр утер со лба пот и наконец-то переключил внимание на меня. Пылевые частицы, как летящая из-под бензопилы деревянная стружка, волнами прокатывались мимо нас, заливали стекло смотрового иллюминатора. Контакт происходил беззвучно, но «Ян Гус 1» тем не менее вибрировал. Траектория корабля отклонялась то влево, то вправо, то вверх, то вниз, жгущий топливо двигатель пытался сопротивляться хаотичному воздействию Чопры. Петр велел мне заглушить двигатели, я подчинился, и теперь мы просто скользили вместе с пылевыми частицами вокруг плотного ядра. На Земле толпа на Петршинском холме поднимала «Старопрамен» и скандировала старинную поговорку: «Золотые чешские руки!» Я приветствовал их сентиментальность. Это пиво было поднято за меня.

Как отнесся бы к этой встрече Ян Гус? Принял бы как подтверждение всесилия своего божества? Мне хотелось думать, что его блестящий ум увидел бы в ней знак сложности Вселенной, ключ к пониманию того, что определение божества выходит за рамки абстрактных определений Писания.

– Вот мы здесь, – сказал бы я Гусу, – мы, единственные человеческие существа. Всякий раз, углубляясь в мысли, время или пространство (разве это не одно и то же, учитель?), мы обмениваемся с твоим Богом крепким рукопожатием. Ты сделал это, а теперь и я тоже, даже если мой Бог – микроскоп.

Я пробежался пальцами по панели и активировал «Ферду», сборщика пыли. На дисплее контроля отобразилось, как фильтр выскользнул из защитного корпуса и начал собирать частицы. Нет, брюхо моего корабля голодным не останется. Сканеры «Ферды» уже показывали структуру собранных кристаллов. Они втягивали частицы, как жадно лакающая собака.

– Ядро втягивает вас внутрь, – сказал Петр. – У него, похоже, есть своя умеренная гравитация. Как ты там себя чувствуешь?

– Все отлично. Сколько времени остается прежде, чем я достигну ядра?

– В таком темпе – примерно двадцать минут. Собирай образцы еще минут десять, а потом активируй тяговый двигатель и вырывайся оттуда. Стабилизируем траекторию твоего возвращения на Землю по ходу. После этого будешь прикладывать свои золотые чешские руки в лаборатории.

– Принято.

Оглянувшись, я вдруг понял, что Гануш исчез. Я больше не чувствовал висками его присутствия. По кораблю эхом разносился скрежет, как наждаком по металлу. Я прислушался, пытаясь определить источник, но казалось, безжалостный грохот звучит отовсюду. Скорость корабля быстро увеличивалась. Похоже, ядро было уже слишком близко. Твердое, как камень. Непроницаемое.

Надо мной замигали светильники, а вместе с ними и Панель. Мои плечи обдал поток холодного воздуха.

– Что-то странное с твоим источником питания, – сказал Петр.

Скрежет сменился непрерывным шипением. Свет мигал с более продолжительными интервалами. Корабль теперь не просто дрожал – его трясло и швыряло взад и вперед, а лиловая пыль, шаркавшая об иллюминаторы, стала такой густой, что я больше не видел Венеру.

– Скорость растет, – сказал Петр, голос у него дрогнул.

Он подергал себя за бороду, выдрав несколько волосков.

На лице стоявшего с ним рядом сенатора Тумы застыла бессмысленная улыбка, а бокал с шампанским теперь опустел. Все, разинув рты, таращились на экраны.

Надо мной разрывались светильники, крошечные осколки звякали о защитный пластик, не дававший им расплываться по всей каюте. Загорелись синие аварийные лампы, запитанные от запасного генератора, отделенного от цепи, тот же генератор включил Панель. Нежная музыка «Русалки» сменилась резким аварийным звоном. Я сосредоточился на мыслях о Гануше, надеясь, что он вернется.

– Якуб, не работает центральный процессор. Визуальная диагностика?

Я отстегнулся от кресла и направился к коридорам, испытывая облегчение от того, что теперь избавлен от жесткой вибрации. В невесомости все казалось нормальным. Я собрался заняться центральным процессором, но, уже покидая Гостиную, обнаружил на мелкой сетке воздушного фильтра несколько пурпурных крупинок. Я рванул обратно, к Панели.

– Пыль проникла в корабль, – сообщил я Петру.

– Что? Вот черт, – отозвался он.

Спустя секунду видеопоток на IMAX-экране Петршинского холма иссяк, оставив оцепеневшую толпу зевак щуриться под жесткими огнями стадионных светильников. Агенты секретной службы выводили политиков и журналистов из ЦУПа, Петр выкрикивал приказания инженерам.

– Ясно, принято. Запускай тяговые двигатели. Выбирайся оттуда немедленно.

Я проверил уровни коллекторов «Ферды». Заполнено всего около шести процентов – явно недостаточно.

– Еще минуту, – сказал я. – Всего минуту.