Я вернулся в Гостиную, где Гануш наблюдал в обзорный иллюминатор за приближающейся пыльной бурей. За последние несколько часов фотографии с камер «Яна Гуса 1» были изучены ЦУПом, и команда Петра пришла к выводу, что за внешним спокойствием облака маскируется бушующая изнутри буря, плотное ядро словно обладает силой гравитации, заставляющей пыль вращаться вокруг него как циклон. Беспокойство по поводу моей безопасности осталось невысказанным, но оно отражалось на лице Петра во время наших видеопереговоров.

Ноги Гануша расслабленно болтались под ним. Он был весь в тени на фоне вспышек света впереди. Толстое облако пурпура запятнало карту угасающих звезд перед нами, словно стая канюков, напавших на банку с краской. За время моей миссии облако уменьшилось вдвое относительно первоначального размера, но не сдвинулось ни на миллиметр, вступив в странную связь с гравитационным полем Венеры. Я был так близко к нему, что теперь уже мог рассмотреть движение отдельных частиц, как снежинок в стеклянном шаре, который только что встряхнули.

Пыль фосфоресцировала, светилась по краям и темнела ближе к пурпурному ядру такой плотной массой, что я не мог видеть сквозь нее. Скорость частиц, измеренная с помощью фотоанализа, была признана безопасной для входа в облако. Понемногу ко мне снова возвращалось утраченное восхищение моей миссией. Кем бы ни был Гануш, он мне не принадлежал, даже в такой степени, чтобы понять. Его присутствие успокаивало, но его существование оставалось непостижимым. А вот облако впереди – невероятный, невиданный феномен, но поддающийся измерению и неспособный сбежать – моя собственность. Облако можно рассматривать под микроскопом. Его можно понять.

Гануш обернулся ко мне. С уголка его рта стекала черная жидкость, разлетаясь по Гостиной мелкими танцующими пузырьками.

– Когда я был юн, тощий человек, то ловил эти зернышки на язык. Эта пыль содержит в себе начало всего.

– Невозможно знать, что есть начало всего, – отозвался я.

– Да, но в это так хочется верить. Я настаиваю, тощий человек, эти частички были свидетелями взрыва, породившего Вселенную. Они были первыми из существующих и станут последними.

Гануш улыбался шире, чем я когда-либо видел. На Панель пришел вызов от ЦУПа. Я пристегнулся напротив, провел ладонью по свежевыбритой голове и принял звонок.

На экране появился главный зал Центра управления космического агентства, подковообразная аудитория, плотно набитая людьми и мониторами. Собранная здесь команда из тридцати инженеров с Петром во главе была ответственна за всю миссию, от работы автоматики на «Яне Гусе 1» до анализов моего стула. А сегодня зал наполнило еще большее количество лучших умов страны, в окружении бутылок шампанского, подносов с коктейлями и столиков с креветками, чаем и бутербродами.

Рядом с Петром стоял доктор Куржак с блокнотом для записей наготове, вместе с членами попечительского совета, руководителями компаний-спонсоров, сенатором Тумой (загорелым, поджарым, готовым занять пост премьер-министра), другими членами Палаты, которых я видел по телевизору, во главе с самим президентом Ванчурой. Эти важные мужчины и женщины, окруженные представителями прессы, преданно щелкающими объективами фотоаппаратов и камер, образовывали ядро посреди более обширного круга сотрудников ЦУПа, инженеров и бюрократов. И все дружно мне аплодировали. Позади Панели, вне поля зрения камеры, передающей на Землю мое изображение, стоял Гануш. Величайшее открытие в истории человечества находилось менее чем в двух метрах от того, чтобы стать для землян реальностью. Но моя задача – притворяться, что его нет.

Пустоту «Яна Гуса 1» заполнили нежные голоса флейт, вслед за ними вступили альтовые гобои. Увертюра.

– Что это за звуки, тощий человек? – спросил Гануш.

– «Русалка». Это опера. Я ее выбрал для встречи этого торжественного момента.

Гануш кивнул, а Петр уже начал заученно подавать реплики, подготовленные для нас пиар-отделом:

– «Ян Гус 1», подтвердите работоспособность систем фильтрации. Начинаю обратный отсчет до контакта: двадцать девять минут, три секунды. Отчет…

Я настроился на прямую телетрансляцию празднества с Петршинского холма на канале «Нова». Там, где четыре месяца назад весь народ наблюдал мой взлет, снова собрались люди с пивом и фастфудом в руках.

На сей раз их внимание было направлено на установленный на вершине холма великолепный IMAX-экран, любезно предоставленный компанией «Тонбон», основным владельцем крупнейших кинотеатров страны и спонсором миссии. На дисплее шло отображение трех потоков: мое лицо, несовершенства которого были сглажены волшебниками от компьютерной графики, такое огромное, что я видел капли пота на лбу; второй поток был разделен между главным залом, где собрались политики и ученые, ответственные за этот триумф, и чешскими актерами, певцами и звездами реалити-шоу, дававшими интервью с отдельной ВИП-трибуны на Петршинском холме; третий поток отображал кадры, снятые «Яном Гусом 1», очень похожие на то, что мы с Ганушем наблюдали из смотрового иллюминатора, но с отрегулированной контрастностью и добавлением каких-то спецэффектов подсветки, чтобы подчеркнуть фантастичность.

Все три потока перемежались международными телетрансляциями и короткими рекламными роликами всех спонсоров миссии. Если бы я сейчас мог связаться с тем тайным агентом, то попросил бы его сбегать в квартиру Ленки, заглянуть к ней в окно и посмотреть, прилипла ли она к телевизору, мечтая присоединиться к моему триумфу.

В Праге ночь, и хотя свет мощных стадионных ламп, окружавших холм, залил большую часть горизонта, на экране перед толпой Чопра отображалась в акварельных тонах, растворявшихся в атмосфере. На моем экране ее краски, далекие и непривычные, выглядели зловещим пятном. Облаку Чопра подобало бы уйти к Венере, навсегда там остаться, вдали от нашего дома, и более не нарушать покой ночной тьмы, веками обнимающей человечество. Меня охватила паника. Я оглядывал Панель в поисках кнопки, которая немедля вернула бы меня на Землю, прямо в мою постель, на четыре-пять лет назад, когда денег со стипендии едва хватало на макароны, а у нас с Ленкой почти ничего и не было из вещей – только секс и книги, и наш маленький мир, такой понятный и добрый. Время, когда Вселенная была черной и глянцевой на страницах учебников, чересчур дорогих для нас.

«Русалка» продолжалась в звуках скрипок и горнов, напоминавших мне о негромкой успокаивающей музыке в лифтах, торговых центрах, лобби отелей. Я потрогал гладкую поверхность стола перед собой, пристегнулся покрепче к креслу, чтобы чувствовать его поддержку. Паника сменилась кратким блаженством. Мания величия из-за ожидающих впереди открытий, даже просто присутствие здесь затмевало все остальное. Я прыгнул через пропасть на мотоцикле. Я уже почти приземлился, и кипение крови в моих ушах и глазах перекрывало шум толпы незнакомцев и близких, аплодисменты и песнопения, крики орлов, пролетающих над нашими головами, надоевший шум двигателей и скрежет моих костей. Это чувство подарило мне три-пять секунд полной отрешенности от того, что мир требует и что отдает, сделав сам факт жизни чисто физическим возвышением над стихиями. Я был благодарен за эту короткую передышку.