Она присыпала мукой доску и принялась лепить пирожки, изредка продолжая что-то еле слышно бормотать.

На усадьбу незаметно опустился вечер.

Тени стали длиннее, от газонов потянуло сыростью, в доме зажглись огни.

В спальне Терсенова было тихо. Пара высоких торшеров создавала в комнате уютный полумрак. В их неярком свете тускло отсвечивала старинная мебель и таинственно поблескивал черный шелк покрывала. Сам хозяин сидел в кресле, и на лице его застыла давно привычная маска безразличия. Правда, внимательный наблюдатель смог бы заметить, как изредка темнеет его взгляд, а между бровями появляется небольшая складочка, свидетельствующая о не самых приятных мыслях.

"Проклятье. Ну, как так вышло? — недоумевал Константин. — Столько лет держать себя в руках и — на тебе. Взять и сорваться."

Он устало вздохнул. Бред какой-то. Надо же было так облажаться? И главное, понимал ведь, что так и будет, и ничего не смог поделать. Повел себя, как неопытный юнец. Идиот. Ну, почему он не сумел остановиться? Знал же, что ничем хорошим не кончится. Так, нет. Понадеялся на свою хваленую выдержку, а она возьми, да подведи. Еще и ритуал этот… Дернула же его нелегкая.

При мысли о предстоящей ночи, в душе поднималась горечь и отчаянно хотелось выругаться, только, что толку? Сам виноват. Не нужно было поддаваться порыву. Не нужно было проявлять слабость. А теперь вот чувствует себя, как долбанный наркоман. До сих пор помнит вкус этой девчонки. И живительную силу ее энергии. Нежной, теплой, притягательной энергии. Какого дьявола он позволил себе настолько забыться?

Терсенов прикрыл глаза. Те дни, что он провел в обществе своего нового соурсе… Они были… необычны. Впервые он так ярко ощутил вкус жизни. Впервые сумел выбраться из привычной серости бытия. И впервые почувствовал себя так… спокойно, что ли. Как будто, наконец-то, попал домой. Или в детство. То самое детство, в котором еще не было постоянной борьбы за существование и бесконечной череды пустых, холодных и чужих, по духу женщин.

Невольно вспомнился большой белый дом с оливковым садом, громкий стрекот цикад, яркое солнце, заливающее все своим ослепительным светом. И мама. Красивая, смеющаяся, молодая. Мама… Она обожала его, баловала, старалась сделать все, чтобы он не ощущал своей ущербности. И всякий раз подчеркивала, что он совершенно нормальный. Такой же, как все остальные.

Костас невесело хмыкнул. Нормальный… Как бы не так.

Жизнь жестоко опровергла это заблуждение матушки. Взросление не принесло ему желанного освобождения, наоборот. Все усиливающаяся жажда, все большее количество доноров, все менее короткие сроки их службы. И постоянная тоска. От вынужденного нахождения в одном доме с посторонними людьми, от привычки скрывать свои чувства, от навязчивой охраны…

Последнее раздражало больше всего. Правда, он уже давно избавился от этого ограничителя своей свободы. Распустил всех секьюрити, оставил только необходимый минимум, для наблюдения за особняком. И ничуть не жалеет. Хватит с него настороженных взглядов и тщательно скрываемого страха. Наелся он этого за свою жизнь, по самое не могу. Надоело.

Оттого и в дом-то особо никого не пускает. Только проверенных людей. И все равно раздражение порой берет. Вот, как сегодня, когда Татьяна на него с испугом посмотрела. Да, злой приехал, было дело. Но не съел же? А она поглядывала с такой опаской, будто он ее выпить собирался. А ведь сколько лет у него работает… Обидно. И так — каждый. Смотрят на него, как на монстра. Пожалуй, из всех, только Катя его пока и не боится. Ну, и Петр Андреевич, но тот не из трусливых. Никогда и ни перед чем не пасует, не зря две войны прошел. А вот девчонка… То ли так наивна, то ли терять ей нечего, непонятно. Но хоть не притворяется. Что думает, то и говорит, и это забавно.

Вспомнилось лицо Катерины. Темные брови вразлет, небольшой, аккуратный носик, чуть выдающиеся скулы… Не красавица, конечно, но довольно привлекательна. И фигурка у нее, определенно, ничего.

Костя усмехнулся. Что-то не туда его занесло. Нет. Спать со своей новой помощницей он не собирается. Однозначно. Достаточно и того, что он может пить ее енергиа. Для всего остального существует Олеся. Хотя… Интересно, как эта новенькая отнеслась бы к идее переспать с начальником?

Терсенов хмыкнул, представив возмущение, с которым встретила бы подобное предложение Катерина. Тут даже гадать не нужно — девчонка не из тех, кто готов легко раздвинуть ноги. Сто пудов, она раздвинет эти самые ноги только при наличие чувств. А с чувствами у него сложно. Вернее, вообще, никак. Зеро. Ноль. Никаких исключений и никаких лавстори. Вот такая данность.

Наверное, поэтому так жестко и пресекает всегда симпатии подобных ей девочек. Не нужно им это. Не нуж-но. Нет ничего хуже, чем влюбленные дурочки. И себе жизнь портят, и ему. Нет уж. Лучше сразу душить на корню любые глупости, чтобы никаких осложнений потом не было.

Он всегда придерживался железного правила — никаких отношений с соурсе. Никогда и ни при каких условиях. И делал для этого все. Резко останавливал любые проявления неуместных эмоций, если было нужно, поступал жестко и решительно, в крайнем случае, просто расставался с очередной навязчивой дамочкой.

Терсенов невесело усмехнулся. Ладно. Не суть. О чем это он? Ах, да, Катерина. И ее ноги… Зачетные, кстати, ноги. Тонкие щиколотки, изящные колени… Ему всегда нравились такие колени. Точеные, породистые.

Костя сложил пальцы домиком и задумчиво уставился на поблескивающий в кольце камень. Сегодня тот выглядел не таким мертвым, как обычно. А все благодаря Катерине.

Катерина. Глупая маленькая пичужка. Безобидная и наивная, как любая девочка ее возраста. Что она видела в этой жизни? Ни-че-го. А туда же… Трепыхается.

Константин вспомнил, как она пыталась отказаться от его денег и не сдержал насмешливую улыбку. Дурочка. Нашла, от чего отказываться. Знала бы, сколько стоит ее соурсе, по-другому бы себя вела. Хотя, эта — вряд ли. Слишком честная и принципиальная. Давно с такими сталкиваться не приходилось. Мир изменился, и честность и принципиальность стали отжившими атрибутами прошлого. А с ними и все остальные "атавизмы" — доброта, милосердие, сочувствие, любовь…

Костас хмыкнул. Что-то его на "лирику" потянуло, стареет, что ли? Рановато, вроде.

Мысли снова вернулись к Катерине.

Надо бы как следует загрузить ее работой, чтобы поменьше лишних вопросов задавала. А то слишком уж девчонка настырна, и даже внушение на нее почти не действует. Вернее, она его даже не чувствует. Странно, конечно. Раньше у него проколов не было, а сейчас, одну ошибку за другой совершает. Совсем расслабился.

Перед глазами возник образ новенькой. Что-то в ее внешности не давало покоя. Какая-то небольшая, но очень важная деталь. То ли очки эти дурацкие, то ли глаза, прячущиеся за ними… Свербит что-то внутри, не отпускает. Так и хочется докопаться до истины — чем его Катерина так зацепила? Ведь явно же не дотягивает до уровня тех дам, с которыми он привык проводить время. Симпатичная, но не более.