не могла быть велика: подобные прибрежные городки были, как правило, весьма бедны. Вдобавок многие местные жители при виде приближающихся буканьеров успевали убежать к холмам или в джунгли, прихватив с собой имущество. Вот почему во время знаменитого разграбления Панамы в 1671 году сэру Генри Моргану, считавшемуся «непревзойденным буканьером»{266}, не удалось поживиться так, как он надеялся. Вынужденный отразить несколько отчаянных контратак испанских защитников, буканьер оказался под непрерывным огнем удачно размещенных артиллерийских батарей и стрелков; он терял «людей на каждом шагу», покуда орудия его подчиненных не «разорвали последних испанских артиллеристов в клочья»{267}. Однако затем Морган, к своему огорчению, узнал, что бóльшую часть золота и серебра, за которыми он явился, в спешке вывезли, пока он приближался к городу. Очень похожий рейд буканьеров Лоренса де Графа, Николаса ван Хорна и Мишеля де Граммона на Веракрус (современная Мексика) в мае 1683 года оказался намного успешнее. Так как около 1200 пиратов, высадившись с пяти крупных и восьми мелких судов, быстро преодолели оборонительные сооружения и разгромили наспех собранное ополчение, у жителей не было времени спрятать или вывезти свои ценности; добыча оказалась такой огромной, что каждый пират получил долю в 800 песо (около 21 000 фунтов, или 28 000 долларов на сегодняшние деньги). Неплохо для того времени, когда средний пират в Карибском море получал от 10 до 20 фунтов за успешную вылазку{268}.

Пиратская федерация госпожи Чжэн И-сао, действовавшая примерно столетие спустя в восточных водах, тоже регулярно нападала на города и деревни. Одну такую атаку осенью 1809 года во всех захватывающих дух подробностях описал очевидец, английский матрос с корабля Marquis of Ely Ричард Глэсспул, которого в устье Жемчужной реки похитили пираты. Глэсспул рассказывает, как однажды ночью пиратский флот встал на якорь неподалеку от выбранного для атаки города и наутро обрушился на него.

С громкими криками, размахивая саблями, пираты устремились в город. Его обитатели скрылись в близлежащих холмах. ‹…› Старых и больных, которые не могли убежать или оказать сопротивление, либо пленяли, либо самым бесчеловечным способом убивали! Между джонками и берегом, быстро сменяя друг друга, непрерывно сновали лодки, груженные добычей и окровавленными мужчинами! Двести пятьдесят женщин и несколько детей стали пленниками. ‹…› После того как все ценности были разграблены, город подожгли, и к утру от него остался лишь пепел{269}.

Похожие налеты на прибрежные поселения устраивали воины-пираты Южно-Китайского моря, такие как упомянутые ирануны, балангинги, морские даяки (см. ранее) и бугисы. Их современник сэр Джеймс Брук (1803–1868), раджа Саравака[31] на Борнео, отмечал, что район боевых действий пиратов включал не только все Южно-Китайское море, но и все пространство от Филиппин на севере до Папуа на юго-востоке, Малаккского пролива и Сиамского залива на западе{270}. Рассказывая о человеческих жертвах этих набегов в одном только Борнео, Брук писал, что «число борнейцев, уводимых каждый год в рабство, очень значительно, так как около острова Лабуан постоянно торчит флот из шести или восьми лодок, мешая торговле и захватывая в плен горожан»{271}. Жители этих берегов дали говорящее название восточному муссону, с которым пираты приплывали к их берегам: «пиратский ветер».

Блуд, пьянство и азартные игры

Существует немало правдоподобных свидетельств о склонности пиратов к насилию и даже хладнокровным убийствам спустя долгое время после того, как жар битвы остывал. Но очередной пересказ леденящих кровь историй мало способствует лучшему пониманию того, что делали пираты или почему они это делали: часто ради добычи и «веселой жизни», которой они все жаждали.

Что именно считать добычей, зависело от пиратской «бизнес-модели». Средиземноморские корсары, а также ирануны и балангинги Юго-Восточной Азии, к примеру, интересовались не только грузом кораблей, но и пассажирами и экипажем — чтобы получить за них выкуп или продать в рабство. Буканьерам был нужен только груз, и пленников они брали лишь в том случае, если это были благородные офицеры или пассажиры, судя по виду которых можно было ожидать, что семьи хорошо заплатят за их освобождение. Как правило, груз включал в себя сахар, соль, специи, вино, ром, тюки шелка и хлопка, свинину, сыр, рыбу, табак и другие товары, в зависимости от места, где совершалось нападение, и от характера «бизнеса» корабля. В водах Азии бóльшая часть добычи состояла из риса, в то время как у берегов Африки в трюмах можно было обнаружить партии рабов. К захваченным рабам пираты относились как к любому другому товару и продавали их в подходящих для этого портах. Если кого-то и приглашали вступить в команду, то очень немногих; в конце концов, пираты разделяли общие для тех времен предубеждения и определенно не были «морскими Робин Гудами», как их преподносили склонные к романтизму или ревизионизму писатели. В довершение всего, пираты обыкновенно снимали с захваченных судов все навигационные приборы, пушки, оружие, боеприпасы и порох, галсы и веревки, запасные паруса и деревянные планки — в общем, все, что им попадалось под руку и можно было унести; некоторые пиратские корабли на протяжении долгого времени действовали вдали от дружественных для них берегов или портов, а потому им приходилось пополнять запасы и проводить текущий ремонт при всякой возможности, особенно если судно получило серьезные повреждения в бою с оказавшим сопротивление врагом.

Обыденный характер многих грузов показывает также, что большинство пиратов, вопреки всем надеждам и ожиданиям, не очень-то могли разбогатеть, занимаясь своим ремеслом. Как уже упоминалось, среднестатистический пират, действовавший в Карибском море в XVII веке, зарабатывал от 10 до 20 фунтов за плавание{272}, в то время как опытный матрос королевского флота получал около 2 фунтов каждые три месяца. Следовательно, в зависимости от продолжительности плавания средний пират зарабатывал как минимум в пять раз больше, чем честный моряк. Неплохо, но едва ли достаточно для того, чтобы вести вожделенную «веселую жизнь», притом что цены в пиратских портах вроде Порт-Ройала, Тортуги или Макао были заоблачными. Такая жизнь была доступна лишь тем, кто оказался достаточно удачлив для того, чтобы сорвать джекпот и захватить корабль-сокровищницу с сундуками, полными золота и серебра, алмазов, изумрудов, рубинов и других драгоценностей. К числу таких случаев относится захват пиратами Эвери судна Ganj i-Sawai. Другой пример — события 18 августа 1720 года, когда английский пират Кристофер Кондент (1690-е — 1770), капитан корабля Fiery Dragon, одержал победу над идущим к Джидде роскошным кораблем сокровищ с золотыми монетами, драгоценными камнями, специями, снадобьями и изысканными товарами вроде тонкого фарфора, стекла и шелка стоимостью 150 000 фунтов (295 млн фунтов, или 375 млн долларов на сегодняшние деньги){273}. Для Кондента и его команды «веселая жизнь» в итоге наступила. А вот веселье буканьерского капитана Рока Бразильца и его экипажа, которые сорвали