А потом меня рвёт водой, раз пять, наверное, подряд.

Это вспоминается как повторяющийся кошмар, и я не могу сообразить, то ли меня действительно рвало всю ночь, то ли мне всю ночь это снилось.

После Ориссы я болел неделю, как раз до следующих выходных. И всю эту неделю Дьюп нянчился со мной, как с ребёнком.

Я потому и не мог потом серьёзно воспринимать реплики на тему, что он садист и сволочь. Сволочи так себя не ведут. Тем более, всеядные…

* * *

— На голограмме был командующий объединённым Югом лендсгенерал Макловски? — уточнил координатор крыла Ришат Искаев.

— Да, — кивнул мастер-сержант Астахов. — Я видел его до этого. Он побрился, и кольцо… Но это точно был он. Да и Мерис мне после сказал, что парень действительно летал в паре с Макловски.

— А кольцо рассмотрел? Что это было, как думаешь?

— Информационный накопитель, наверное. Он на Север тогда полетел, в чём был. Вышвырнули.

— А прозвище это?

— Дьюп?

— О… — Координатор запросил систему и хмыкнул. — Это свинья такая жуткая с Тайэ?

— Да.

— И зачем ему это было нужно?

— Да откуда ж я знаю. Я этим вопросом не занимался. Мне Мерис приказал присмотреться к пилотам в Северном крыле. Группу набрать. Ну и мальчишку этого проверить, Агжея Верена. И обучить, чему умею.

— Ты же у нас выживальщик, да, Юра? — спросил координатор совершенно панибратски.

И имя он выговаривал очень чётко, мало у кого так получалось.

Астахов кивнул.

— Ты молодец, да… — поощряюще улыбнулся координатор. — А Рэма Стоуна, значит, Дерен со станции забрал? — неожиданно вернулся он к первоначальному разговору.

Но Астахов был к этому готов.

— Нет, Лившиц, если правильно помню фамилию. И не на станции. Прямо в тест-центре, как только Рэм свидетельство получил. «Персефоне» там было ближе. Я Дерена видел-то один раз.

— Где и когда?

— Да здесь, на станции. Примерно через месяц или два после того, как мы курсантов продали, явился этот… Дерен… Сказал мне, что я тупой и мальчишку от взрослого не смог отличить.

— Ну и?

— И улетел.

— Куда?

— На Мах-ми, кажется.

Координатор кивнул, видимо, эту часть похождений Дерена он знал. Он прищурился и кивнул особистам, что как мыши сидели всё это время справа и слева от мастер-сержанта Астахова.

— Ладно, Юра. Безгрешных нет, но мы с тобой сегодня и не разговаривали.

Астахов кивнул.

Проводив приютских мальчишек, Рэм ощутил, что выдохся. Слишком напряжно было надеяться, ждать, а потом разговаривать осторожно, чтобы не спугнуть долгожданных гостей.

А добравшись до расположения бригады (путь до развалин был неблизким, и преодолевать его приходилось пешком, чтобы не пугать кого ненароком), Рэм понял, что ещё и устал до дрожи в коленках.

Но отчёт всё равно надо было писать, тут хоть ложись и помирай, но сначала сделай.

Дерен не то, чтобы сердился, если Рэм не делал того что положено — он просто выжимал из него это.

Если не отправить отчёт вовремя, лейтенант найдёт время для связи и вытянет такие подробности, о которых даже думать не хотелось.

Рэм сегодня нарушил все правила. Повёл себя хуже гражданского.

Вот хорошо бы знать, что это было? Зов интуиции? Ага, как же… Явное раздолбайство!

Соберись и сделай как надо. В этом был весь Дерен — аккуратный, размеренный, точный. Не понимающий «косяков человеческой натуры», вроде — забыл, проспал, не успел.

Лейтенант умел управлять своим телом, словно машиной. Рэм знал — он даже хронометром не пользуется, не говоря уже про «напоминалки» в браслете. Дерен просто знал, сколько сейчас времени и что ему надлежит в это время делать.

И у Рэма никакие отговорки не прокатывали. Надо было как-то перебороть физическую и душевную усталость, сосредоточиться и записать отчёт. А как?

Всеми этими медитативными штуками старшего Рэм не владел. Лейтенант учил его только дышать правильно.

Это была ещё не медитация — самые основы. Но Дерен считал, что этого пока достаточно.

На «Персефоне» упражнения по дыханию особой пользы Рэму не приносили — он и без них ощущал себя как рыба в большом удобном аквариуме: и размяться есть где, и безопасно.

И вот теперь можно было на практике попробовать: дыхание помогает собраться или нет?

Он поудобнее устроился в ложементе. Сделал акцент на пальцах рук и ног — локализовал себя в пространстве.

Дерен говорил, что пальцы — это очень важно. Это основа сосредоточенности — ощутить свои пальцы. А потом и своё дыхание.

Пальцы нужно было мысленно пощупать, пошевелить. Не в реале, а только в ощущениях. Каждый.

Большой палец правой руки. Указательный…

Когда Рэм касался их мысленно — пальцы с непривычки подрагивали. Оно и понятно — третий день без Дерена и без упражнений. Хозяин из дома — ташипы спать.

Иэх…

Пальцы были на месте, и это был плюс. Когда вымотаешься как следует, кажется, что тела у тебя совсем нет, только тяжесть и усталость.

Рэм ощутил, что ему и вправду стало как-то спокойнее. Словно бы уже и Дерен был где-то рядом. В соседней шлюпке или в палатке.

Он закрыл глаза и начал медленный длинный вдох.

Лёгкие нужно было наполнять постепенно, с акцентом на диафрагму и на живот. И в это же время медленно с растяжкой считать до четырёх.

Кажется, легко. Но попробуй, сделай в положенном ритме…

Сначала лёгкие наполняются воздухом — верхняя треть, середина, нижняя треть, воздух давит на диафрагму…

И тут Рэм уснул. Намертво. Без сновидений. Прямо в ложементе шлюпки.

Разбудил его резко согревшийся браслет. Он подскочил и уставился на панель, где светились цифры — без пяти два часа ночи.

Нет, Дерен не написал — напоминалка на браслете сработала.

Отчёт нужно было отправить до нуля корабельного времени. Здесь два ночи, а на «Персефоне» как раз ноль.

Рэм вздохнул и включил видеозапись на браслете. Лучше уж вот так: без мучений и без подготовки. Коротко и по делу: залез в туннель, вышел на контакт с одним из приютских. Вечером контакт был расширен, и из развалин вылезли уже двенадцать приютских и местных, кто их пока разберёт?..

Рэм договорил. Нажал: «Отправить» и выдохнул — всё.

Он свернулся клубком в ложементе и снова уснул.

Сержант Добрый разбудил Рэма в полшестого утра. Голосовым сообщением через ближнюю связь.