Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вновь увидела ту женщину из сна. Это была та красивая брюнетка с фотокарточки и стояла она напротив убежища в светлой блузе и узорчатой юбке, только крови на ней не было. Спокойствием было наполнено её лицо, устремленное на Ию.
– Я спасла их! Я сделала то, что не удалось тебе, – выкрикнула Ия. – Твой сын свободен, а твоя дочь любима и желанна для нас, как родное дитя. Ты можешь быть спокойна. Разве ещё нужно что-то? Скажи!
Тишина и еле слышные щелчки часовых стрелок. Глаза Ии потемнели, а в лисьи переливы кудрей закрались прямые локоны черноты.
Женщина, стоявшая напротив, женщина с рыжими вьющимися волосами безмолвно смотрела на неё, потом развернулась и неторопливо пошла прочь, за правую руку её держался темноволосый мальчик.
Она летела в самолете и предвкушала будущий поход с дочкой в парк. Сколько листьев они соберут для домашнего букета, сколько каштанов отыщут под лысеющими деревьями, сколько замечательных снимков сделают друг с другом на новый фотоаппарат.
Потому как нет прочнее и нерасторжимее нити меж двумя. Меж матерью и её ребенком. Аминь.
НЕ ГОВОРИТЕ С ЗЕРКАЛАМИ
Знаете ли Вы? Зеркало – не простая стекляшка, в которой Вы можете, рассматривая свою внешность, поправить макияж или оценить новый наряд. Зеркала связуют прошлое и будущее. Время на поверхности их подчиняется иным законам и перетекает под тонкой прозрачностью бурными морями и тихими ручейками, постепенно затуманивая и мутя чистоту зеркал.
Зеркала ещё и двери для других. Неосторожный и непосвященный даже не подозревая о том, запросто может открыть эти двери, впустить в свой мир тех, кому здесь не место, тех, кто чужд этому миру и враждебен ему. И дверей таких несчётное множество.
Знаете ли Вы? Составляющая зеркал – серебро. Именно на серебряную поверхность мы взираем, когда всматриваемся в своё отражение. А ведь этот драгоценный металл служит Луне и является проводником в её тайны, он тот сакральный ключ, что способен открыть невидимую дверь. Но с другой стороны серебро – страж на рубеже миров, защитник зыбкой грани. Откроется дверь или устоит под натиском иных, зависит полностью от Вас. Поэтому никогда не разговаривайте с зеркалом, не взывайте к его сути в минуты душевного горя и ни в коем случае не смотрите в него ночью при полной Луне.
Господин Тикси проживал в старом пятиэтажном кирпичном доме, построенном более полувека назад. Он гордился тем, что живёт не в новомодной многоэтажке, где все помещения выстроены по последней моде, с повышенной комфортностью, где даже в каждой квартире есть своя индивидуальная система отопления. В таких домах не было души, вернее она была, но ещё слишком маленькая и зелёная, как у младенца. А вот его дом был носителем солидной зрелой души цвета мёда, и обладал характером. Относительно тихие и спокойные жильцы – то, что нужно, особенно, когда ты на пороге пятидесяти лет. Покой, наверное, за это и уважал господин Тикси свой дом и не променял бы его на жилище в новом доме.
Его обитель располагалась на последнем этаже, и как он сам выражался: «Я живу под крышей и единственный сосед надо мною – небо, которое присылает временами своих посланников-птиц». Господин Тикси гордился и радовался видом из окон, ведь все окна его двухкомнатной квартирки выходили на одну сторону дома. Он обожал взрослые тополя и берёзы, превышавшие высоту дома, среди их пышных крон, словно в зелёном океане, он видел мир в других цветах и другом темпе времени. Во время непогоды, когда под силой мощных ветров деревья опасно близко от окон размахивали длинными ветвями, а порой и стучались в оконные стекла, словно напрашиваясь в гости, Тикси чувствовал особенную связь с домом и миром за окном. В такие мгновения он выключал свет, подходил вплотную к окну и прижимал ладони к стеклу, наслаждаясь в одиночестве тишины и уюта контактом с бушующей жизнью за прозрачной гранью.
Конечно, жил господин Тикси не всегда один. Лет двадцать назад у него была милая чудная семья – любимая хозяйственная жена и обожаемая крошка-дочь. Госпожа Тикси маленькими изящными ладонями могла изгнать из их квартирки любую невзгоду и грязь, она была настоящей хранительницей и берегиней любимому супругу. А златовласая малышка Тикси в свои пять годков освещала дом лучистым смехом и улыбкой ярче июльского солнца и была смыслом и гордостью родителей.
Счастливая семья – так называли семейство Тикси. Кто с восхищением, кто с завистью, кто с раздражением. Может людям не дано долго жить с тихим счастьем бок о бок, а может чья-то зависть возымела недобрую силу, но отмеренный срок спокойной благополучной жизни закончился в семействе Тикси. Милая малышка Тикси зимой заразилась в садике гриппом, но в отличие от своих сверстников, не смогла одолеть болезнь, сожравшую бедное дитя за три дня. Ни лекарства, ни врач, не смогли тогда одолеть вирус, цепко захвативший свою маленькую жертву, точно паук бабочку, и не позволивший малышке Тикси встретить весну, а с ней и шестой год юной жизни.
После похорон дочери, потянулись длинные, пасмурные дни в квартире на пятом этаже. В окна не проглядывало солнце, лишь снег и лихой ветер настойчиво стучались в тёмные окна и напоминали хозяевам об их утрате. Как ни старались бывшие родители восстановить порядок и вернуть солнце в дом, что-то треснуло меж ними, нечто шипя и скрипя, расползлось по всему дому, навсегда разъединяя супругов. Нет, они никогда не упрекали и не обвиняли друг друга в потере дочери, но смотреть в глаза, как прежде уже не могли и не хотели притворяться, что всё, как прежде.
Госпожа Тикси не выдержала и покинула квартирку под крышей через полтора года. Она не смирилась и считала себя виновной в том, что рухнуло её счастье, и рассыпалась её семья. Она больше не видела себя в роли хранительницы, да, по сути, и хранить было нечего.
Так господин Тикси остался один. И так он отвернулся от веры, что некогда жила в нём, и передалась ему от отца через множество поколений. Он больше не ходил в церковь, как делал это с семьей раньше. Он больше не молился и не разговаривал с Ним, с Тем, Кто дал всё и забрал обратно. Вера стала бессмысленной и бумажной. Её можно было сжать в кулаке, смять, раздавить и выбросить в мусорную урну.
И всё же, он творил свой особый обряд. Два раза в