Они увидели мужчину и мальчика, гнавших овец, и еще одного крестьянина, который вел пять свиней на рынок, но бо́льшая часть жителей Реннесёя селилась вдоль берега и промышляла рыбной ловлей, потому что работать на земле было трудно из-за огромного количества холмов и впадин – совсем как на заднице какого-нибудь парня, как заявил Улаф, когда они, уставшие и вспотевшие, наконец увидели Вик.

В любое другое время смотреть тут было особо не на что – маленький залив с нависшей над ним скалой, которая заросла соснами и тянулась на север и восток. Но даже оленевод из замерзших северных земель понял бы, что это хорошее, безопасное для кораблей место, а сегодня, во второй день после полнолуния, здесь яблоку было негде упасть. Знаменитый рынок Реннесёя делал одних людей богатыми, а других – рабами еще с тех времен, когда столбы, поддерживающие крышу Вальхаллы, были зелеными и сочились соком. Сигурд почти сразу увидел «Рейнен» среди других кораблей, стоявших около пристаней, расчертивших спокойную воду залива.

– Значит, он здесь, – сказал Улаф, у которого волосы на затылке зашевелились, когда он увидел корабль своего ярла, захваченный врагом.

Около корабля расхаживали мужчины со щитами и копьями, другие болтались на палубе, и это зрелище сжигало Сигурда изнутри, ведь он знал, что ничего не может с этим поделать. Однако они пришли за Руной, а не «Рейненом».

Они начали спускаться вниз, и Сигурд взглянул на черные тучи, надеясь, что пойдет дождь, потому что в такую погоду люди обычно теряют бдительность, начинают жаловаться на непогоду и думают только о том, чтобы не промокнуть. Но тучи упрямо продолжали нестись на запад, держа свой груз при себе, и Сигурд прикоснулся к маленькой резной фигурке под рубахой, призывая Одина, который славился тем, что мог менять свою внешность, обретая любую форму по собственному желанию.

– Такое впечатление, что сегодня здесь больше народа, чем я видел когда-либо раньше, – проговорил Локер, когда они прошли мимо лагеря с кострами, палатками и бегающими повсюду детьми и смешались с толпой, заполнившей все свободные пространства между прилавками со шкурами, изделиями из кожи, гребнями из рога, стеклянными бусами, тканой одеждой, посудой, рукоятями мечей, драгоценностями и едой.

Воздух звенел от голосов купцов, которые расхваливали свои товары, мужчин и женщин, весело приветствовавших друг друга, продавцов, заключавших сделки с мастерством кузнецов, кующих оружие. Лаяли собаки, ржали лошади, смеялись воины, в огромных количествах поглощая мед и эль. На жаровнях шипела рыба, над кастрюлями, висящими над огнем, поднимались соблазнительные ароматы. Сигурд почувствовал, как его рот наполняется слюной, и сообразил, что не ел несколько дней.

Они разделились, чтобы надежнее затеряться в толпе, хотя юноша видел, как Свейн пробирается между людьми, и его голова с огненно-рыжими волосами, точно маяк, выступает над остальными. Но Свейн ни разу не стоял в «стене щитов» и не был в Реннесёе, а потому вряд ли кто-нибудь обратил бы на него внимание, разве что из-за сходства с самим Богом грома. Однако Сигурд сражался рядом с отцом и бывал на невольничьем рынке прежде, да еще был сыном ярла, и его вполне могли узнать. Поэтому он шел, опустив голову, старался не встречаться ни с кем глазами и держаться подальше от вооруженных копьями забияк в толпе – ему совсем не хотелось стать причиной драки из-за какой-нибудь ерунды.

Он пробирался сквозь толпу, направляясь на север, в сторону гавани, которую они видели сверху, и чем ближе подходил к ней, тем лучше были вооружены и одеты встречавшиеся ему люди. Торговля рабами являлась серьезным делом, и те немногие, кто мог позволить себе в ней участвовать, предпочитали не тратить деньги на головорезов, которые прикрывали бы им спины.

– Здесь каждая подтирка для задницы считает себя достойным быть ярлом, – сказал Улаф чуть раньше, когда они вытаскивали «Выдру» из воды на берег. – И они с удовольствием готовы пролить чужую кровь, чтобы это доказать.

Сигурду не было необходимости пробиваться сквозь толпу, окружившую помост с рабами; он знал, что если Руна, Аслак или еще кто-то из их односельчан находились среди скованных цепями рабов, он или кто-то из его товарищей непременно их увидит. Юноша, наоборот, старался держаться позади, надеясь стать незаметным среди покупателей в рубахах из тонкой шерсти с украшенными яркими косичками воротниками, манжетами и подолами юбок. На поясах висели толстые кошельки, распухшие от серебра, ремни были пропущены сквозь блестящие замки, что говорило о предусмотрительности – так же как кольца на предплечье воина являются доказательством его храбрости.

Сигурд узнал некоторых из них – они приезжали в Скуденесхавн, чтобы продать шкуры, изделия из кости, китовое масло или гагачий пух, и гостили в доме его отца. Он очень надеялся, что покупатели его не узнают. Сигурд встретился взглядом с Улафом, и тот кивком показал на группу немолодых воинов с испещренными шрамами лицами и копьями в руках, которые с гораздо большим интересом рассматривали толпу, чем следили за выстроившимися в линию юношами и девушками, дожидавшимися своей очереди взойти на помост.

Сигурд кивнул в ответ, и, хотя вероятность того, что это воины ярла Рандвера – и, значит, он ждал, что Сигурд появится в Реннесёе, была высока, – пробрался сквозь толпу, чтобы получше разглядеть добычу, которая заставила богатых покупателей слететься на остров, точно ворон на падаль. Сигурд понимал, что, если Рандвер здесь, то и Руна тоже. Он это чувствовал так же, как тяжелый меч на боку.

– Эй, парень, прекрати толкаться! – прорычал какой-то толстяк и слизнул капли пота с верхней губы, хотя солнца практически не было.

В следующее мгновение его свинячьи глазки остановились на Сигурде, он тут же опустил их и отступил в сторону, чтобы пропустить его.

Купец ссыпал серебро с чаши весов, когда огромный воин с предплечьями, украшенными кольцами, увел заплаканную девушку с льняными волосами с помоста. Продавец не успел убрать серебро в кошелек, когда воин засунул руку под юбку девушки. Но это была не Руна, и Сигурд принялся разглядывать несчастных рабов, чувствуя, как сердце отчаянно колотится в груди.

И тут он увидел Аслака. В первый момент его взгляд скользнул мимо, потому что даже мать Аслака, будь она жива, вряд ли узнала бы сына. Его лицо распухло и напоминало зелено-желтую комковатую кашу, правый глаз превратился в черный полумесяц, нижняя губа была разбита, волосы слиплись от высохшей крови, и Сигурд не сомневался, что никто не захочет его покупать. И вовсе не потому, что даже горные тролли разбежались бы с испуганными криками, увидев его лицо, но из-за того, что если хозяин готов так избить своего раба перед тем, как выставить его на продажу, значит, от него следует ждать неприятностей.

Но Сигурд вполне мог его купить.

Он заметил, что к нему медленно пробирается Гендил – возможно, увидев своего соплеменника в таком плачевном состоянии, он инстинктивно постарался оказаться рядом с кем-то из товарищей. Сигурд знаком показал ему, чтобы подошел ближе, и шепотом поделился своим планом. Когда он закончил, Гендил досчитал до десяти и двинулся назад сквозь толпу. Сигурд же повернулся к толстяку, стоявшему рядом и сверлившему взглядом крошечную темноволосую девушку, которую вывели на помост полностью обнаженной. На лице у нее застыла улыбка, она явно надеялась, что кто-нибудь захочет ее купить, и это многое говорило про мужчину, который держал другой конец веревки, обвязанной вокруг ее шеи.