Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что делают в Долине Смерти мастера?
– Уже ничего. Их больше нет. Они работали в Котле. Придумывали новое оружие для убийства людей и расшатывания равновесия в мире. Мало кто из мастеров сам соглашался, когда всё – слишком поздно! – начинал понимать… Своим исследованием Гельдияр испортил многих искусников. Все безвольные мастера напрочь лишились драгоценных умений. Лекарь пытался провести другое исследование с ними: вставлял в головы камешки, хранящие призрак голоса Дэллика. Человек не может выносить его долго так же, как звуки и запах Котла. Предполагалось, что, замученные голосом, умельцы войдут в подчинение. Но они научились вынимать камешки. Лучшие мастера предпочли умереть в пытках, лишь бы не слышать ненавистного голоса.
– Откуда ты знаешь?
– Меня долго держали в Котле. Я познакомился с разными людьми и многое понял. Один мудрец, его потом уничтожили, растолковал мне, что Дэллик – демон, наместник Черного бога, чье имя не произносится вслух. Сущность Странника – порок, деяния – искус, дыхание – ложь. Питается он людскими муками… И я вспомнил старинную легенду. В ней сохранилось упоминание о старце-ребенке и вечном Страннике по имени Дэллик. Значит, они не в первый раз являются на Срединную. Зло, вытворяемое ими, уже случалось когда-то. Зло повторяется, как повторится не раз в будущих веснах, пока бесам не удастся устроить пир для ворон на Земле… Иногда я думаю: лучше бы память не возвращалась в мою бедную голову, чем знать все это. Пусть бы без горьких мыслей, зато в покое и мире прожил я столько времени, сколько отпустил мне безжалостный рок…
– Почему люди не пробовали бежать?
– Невозможно сбежать от исчадий тьмы. Приведя сюда человека, неживая дорога наглухо закрывается за его спиной. Только Дэллик, Гельдияр и карлик умеют отворять ворота Долины Смерти. Старый младенец открывал их утром и вечером, рабы ежедневно возами доставляли корм для лошадей. Гельдияр вывел армию… Говорят, Котел умеет ездить. Не зря его второе имя – Самодвига. Как-то же смог он выехать из этой котловины. Но я пока не видел, чтобы железная тварь куда-нибудь отъезжала от холма, где смердит теперь.
– А куда направилась армия?
Старик не ответил. Прикрыв темя дрожащими ладонями, он поспешил вниз по ступеням.
– С-смею уверить: ему неведом ответ на этот вопрос-с, – прошипел над ухом Нурговуля знакомый голос. – Болтливому дураку с-с дырявой баш-шкой, бес-спорно, из-звес-стно много, но, поверь мне, не вс-се…
Нурговуль поднялся с колен и оглянулся. Позади против солнца, словно черная тень, стоял какой-то человек. На плече его сидела черная птица. Рядом маялись двое мужчин и тощая лошадь с бочонком-подводой. Из бочонка пахнуло тухловатым варевом. Ни Соннука, ни Илинэ не было.
– Ай-ай, – укоризненно покачал головой человек и сказал другим, насмешливым голосом: – Ай-ай, Нурговуль, сын Пачаки, разве можно так сильно увлекаться разговором, даже если он кажется ошеломляющим? Ты едва не оставил болезных бедняжек без обеда! Пока непочтенный старец читал тебе свой монолог, твои спутники удалились вместе с оленями… Вот и мы с тобой пойдем. Ты ведь хотел узнать, что такое Котел Самодвига? Он тебя не разочарует. Думаю, ты заинтересуешься, из чего и для чего он сделан. Его создали отличные мастера. Ты тоже хороший мастер. Мне нравятся умные и умелые люди. Я, Дэллик, тот самый, кого тут называют порождением бездны и исчадием тьмы, искренне желаю тебе излечения.
Солнце сверкнуло в черной озерной глади неестественно ярко, отразилось полной крови темно-красной мисой. Рядом с этой кровавой посудиной, будто в затемненной пластине каменной воды, заколыхался чей-то смутный лик. Это в присыпанное пеплом небо заплыло тусклое облако. На облачном лице с расплывчатыми, как на луне, чертами выступили ледяные глаза. В них багровели рваные пробоины зрачков.
– Брешь, – вздрогнув, сказал Чиргэл.
– …в таежных вратах, – договорил Чэбдик, и эхо дрожи отдалось в его голосе.
Так встретила Долина Смерти троих эленцев утром, когда они вышли из мертвого леса. Дьявольские дебри сомкнулись за ними сизой туманной стеной. Обменявшись смятенными взглядами, парни начали спускаться.
Главная мысль пращой крутилась в голове Атына и ударяла в сердце с гулким кузнечным стуком: «Илинэ здесь! Илинэ где-то здесь!» Сдержал в груди готовый вырваться громкий вздох, опасаясь вызвать насмешки братьев. Но им было не до смеха – озирали долину. Атын глянул на нее, и в глазах вспыхнули ужас и боль.
Он ожидал увидеть что угодно. Даже волшебный остров с шаманской сосной из бредового сна. Но чтобы Долина Смерти так напоминала Элен!.. Элен, без ее прозрачного нежного неба, без синего пояса Большой Реки! Элен – сумеречную, искореженную, иссеченную, выпитую до капли, в горелых проплешинах и пылающих язвах, как если бы полчища жестоких врагов долго-долго измывались над ней!..
В дымных толщах ядовитого воздуха затаились страх и недуг. Ввысь к красноватому мареву взмывало зачерствелое древо немыслимой толщины, чья живая влага испарилась в призрачных далях времен. Нагие ветви вершины царапали марь тяжелого неба. Корни в точности, словно в перевернутом отражении, повторяли корявое гнездо кроны. Они выдирались из слоистой земляной парши скрюченными пальцами-плетями, вспучивались проточенными червем мозолинами. Путаная вязь сгнивших арканов и косматого вервия с черными подвесками украшала четыре извилистых сука. Чертова дюжина разбитых дорог сбегалась к подножию древа, как морщины на древнем лице, сливаясь в желвастый бугор. Но вот чудеса: стоило ступить на дорогу спиною к дереву, лицом к завалам, как она исчезала подчистую.
Атын порадовался, что оставили лошадей не близко, в весеннем месте. Велели им ждать. Воинские кони и умница Дайир поняли, заржали тихонько, провожая глазами. Вволю попасутся на лугу, не знавшем косы. А не дождутся, так сами найдут дорогу домой.
Всюду в долине валялись катышки конского навоза. Нашлись два початых, почернелых стожка на краю – не в долине кошенные, привозные. Знать, кто-то увел лошадей. Да и то, чем их тут кормить…
Не проходило ощущение тяжелого сна.
Прятались от волосатых чучун. Дикари шатались по двое и ватагами. Чучуны обходились без одежды. Рыже-бурый мех покрывал их целиком, лохматясь на широких плечах и спинах. На темных складчатых лицах под вислыми бровями сверкали лютые ярко-красные глазки. Голоса были как свистящий ветер и собачий лай. В могучих и длинных руках чучуны сжимали короткие толстые копья с каменными наконечниками.
К вечеру за холмом у смоляного озера обнаружилось предиковинное сооружение.
– Вот он – Бесовский Котел, – выдохнул Атын потрясенно.
Котел был сбит из трех огромных железных домовин. Стены обшивали литые плахи, побитые лишаем времени, но не ржавые. Домовины соединялись гибкими перемычками из очень толстой, гладкой коры. Покатую тройную крышу прикрывали округлые купола, увитые изогнутыми трубками и черной проволокой. Казалось, Котел лукаво щурился – вместо окон в головной части и по бокам темнели прорези. Пластины в них взблескивали сквозь решетку. Дверей совсем не было видно. Спереди выставилась подвижная труба-дымоход – таким Атын представлял нос Водяного быка. На конце этот хобот расширялся и словно принюхивался к воздуху, поводя железными ноздрями. Хвостовая домовина завершалась прозрачным волдырем, выдутым из незнакомого вещества. В пузыре плескалась бесцветная жидкость. Котел опирался на мощные опоры, похожие на колеса конных повозок, в которых иноземные торговцы привозили товары в Эрги-Эн. Эти были больше раз в пять, если не в семь, и обиты зубчатыми полозьями толщиною в половину локтя.