– В итоге, из-за отзывчивости сына пришлось побегать по другим врачам, чтобы они подтвердили, что он вполне нормотипичный, уж точно без психиатрических диагнозов. А синдром гиперактивности через год после ухода из детского сада уже и не такой проявленный, как раньше, так как нет постоянного источника стресса. Зато у меня дома теперь куча чудесных рецептурных сильнодействующих препаратов. Наш невролог посоветовал мне их самой попринимать, конечно, в более лёгкой дозировке, чем сыну выписали.

– То есть, получается, диагноз – вещь условная? – обескураженно спросила Ира. Она похолодела при мысли, скольких фантазирующих детишек потенциально могла обречь на одинокое пребывание в незнакомом страшном месте такая вот целительница душ. Ну и, чего уж там, примеряла к себе «острое психотическое расстройство».

– Точно, – кивнула собеседница. – Есть, конечно, симптомы, которые однозначно только истолковать можно. Но очень уж много допущений порой делается. Особенно если врач может судить только со слов самого пациента. Вы, если какие-то сомнения есть, проситесь на обследование. Чтобы органические нарушения выявить и функциональные расстройства.

Яков оторвался от планшета, внимательно посмотрел на Иру, улыбнулся ей. Видимо, он прекрасно слышал, о чём они беседовали, но не вмешивался.

Ира поблагодарила новую знакомую. Беседа оказалась познавательной. До этого она считала, что врач намётанным глазом сразу же поставит диагноз и останется его только принять. На деле всё может оказаться не совсем так. Поэтому Ира попросила назначить ей тестирование и обследование, сославшись на странные сны. Изрядно колеблясь, упомянула о том, что она не может принять свою дочь полностью, и её порой беспокоит ей поведение, а иногда ей даже кажется, что это кто-то другой.

Все эти процедуры заняли около месяца. В итоге она оказалась здорова, правда, врач сказал, что есть признаки небольшой депрессии. Специалист заверил, что по результатам обследования она не внушает опасений для общества, но таблеточки попить стоит. И обязательно вместе с дочкой пройти курс консультаций с семейным психологом.

Ульяна к этому времени отлично адаптировалась в детском саду. Сначала ходила на два часа, потом – на полдня. И уж потом на целый день. Ирина смогла выйти на работу, хотя бы на половину рабочего времени. Точнее, совмещать удалённый график работы с очным посещением. Это всех устраивало. Офис её бывшего мужа Пети к тому времени переехал, ребята выкупили отдельно стоящее маленькое одноэтажное здание, сделали там ремонт и вроде как процветали. Так что они больше не могли столкнуться случайно у кофейного автомата.

Уля вписалась в детский коллектив, особенно Ирину радовало, что воспитатели не упоминали ни о каких странностях в поведении ребенка. Правда, она вновь усомнилась в своей собственной нормальности. А что, если всё же причина в ней самой? Если она, Ирина, каким-то образом теряет самообладание и рассказывает девочке о своих жизненных невзгодах. А та принимает их близко к сердцу и считает своими собственными переживаниями. После получения вердикта от психиатра стало полегче, но небольшие терзания по этому поводу остались. Всё-таки, это самое понятное и логичное объяснение происходящего.

***

Мама ведёт себя странно. Она вроде бы, прижимает к себе, заботится, покупает игрушки и сладости. А сама смотрит куда-то в сторону. Ульяна ещё маленькая, но всё это хорошо чувствует. Иногда ей кажется, что в голове открывается какое-то окошко. И в нём видны другие люди, другие лица. Это воспоминания. Слово сложное, но очень знакомое. У неё будто бы две памяти. Или может, что-то было совсем давно, когда она только родилась, наверное. Она помнит, как мама зимой возила её на каток. И ещё к бабушке Лизе. Но также чётко у неё в памяти есть образ Егора. Кто он такой, Ульяна не очень понимает. Знает, что он красивый мальчик. Только какой это мальчик, это дяденька, как папа, но без бороды. А мама хорошая, только раньше она почему-то была плохая. Ульяна не знает, почему. Но чувствует, что ей нужно вспомнить что-то очень важное. Мама отвела её в садик, к другим детям. Мама не очень хочет находиться с ней рядом. А почему других детей сюда привели? Наверное, у всех так же, как у них.

Вот Лика, она раньше была дедушкой Кузьмой. Непонятно, как это, но наверное правда. Она же помнит всякие слова, которые дедушки говорят. Воспитательница за них ругает, жалуется родителям. А родители не признаются, что это они Лику им научили. Отвечают, что дедушки все живут на каком-то Дальнем Востоке, Кузьмы никакого нет, а все плохие слова Лика в садике узнала. Так что, Ульяна не одна в своей памяти находит какие-то интересные картинки, которые не относятся к её обычной жизни. Если остальных спросить, они наверное тоже что-нибудь помнят, что было давно, не с их нынешними взрослыми.

Жизнь – занятная штука. Интересно, а у мамы тоже две памяти, или только одна? Взрослые, кажется, не такие, как дети. Они только считают, что больше знают. Хотя, наверное знают они правда много, потому что умеют читать, а ещё им можно смотреть телевизор, сколько захочешь, или в интернете сидеть. Но замечают они гораздо меньше, чем дети. Наверное, как раз потому, что смотрят телевизор, сидят в интернете и вообще всегда их глаза чем-то заняты. А дети, особенно малыши, наблюдают и изучают. Нет, Ульяна не могла бы сформулировать свои ощущения именно такими словами, но она именно это чувствовала.

Иногда ни с того ни с сего, она злилась на маму. Даже сама не понимала, почему. Ей хотелось наговорить ей гадких слов, толкнуть или ущипнуть. В эти моменты её вторая память приоткрывалась особенно высоко, и оттуда будто высовывалась баба Яга, которая говорила: «Она неудачница и вертихвостка. Только и умеет, что мужиков с толку сбивать, да бёдрами вилять. А на деле – ни семьи у неё нет, ни ума». Ульяна никогда этого вслух не повторяла. Во-первых, слишком много непонятных слов, во-вторых, что-то ей подсказывало – маму это напугает. Она опять застынет не месте и выпучит глаза. Такое бывает, когда Уля говорит про Егора. Жаль, что мама его, кажется тоже боится, а то могла бы просто рассказать о нём, и Ульяна больше не спрашивала бы. Всем же так лучше. Но взрослые странные. Они любят всё усложнять.

***

До сеансов, или как принято теперь говорить, «сессии» с психотерапевтом Ира добралась только в ноябре. Да и то ей перед этим Ольга раз пять напомнила, или даже больше. Антидепрессанты её немного успокоили, она уже не чувствовала себя одним большим оголённым нервом. Правда, капризы Ульяны порой выбивали её из колеи. Например, с недавних пор девочка приобрела привычку истерить перед выходом на улицу. Что неприятно, это у неё и в детском саду проявлялось, сборы на прогулку вызывали скандалы. Ульяна доказывала, что на колготках и носках есть складки, которые ей очень мешают. А одежда в привычных три слоя – маечка, футболочка, кофточка, доставляет ей огромнейший дискомфорт, заставляя чесаться. Воспитатели как могли, уговаривали чувствительную Ульяну, убеждали, что без колготок на улицу нельзя, а ведь она так любит гулять!

А вот Ирине не раздражаться было очень сложно. Даже таблеточки не вполне её сдерживали. Ире казалось, что дочь делает всё это ей назло, специально выматывает, выясняя порог её чувствительности, а не просто показывая свою. Новая проблема напомнила Ирине, что жизнь – не танцплощадка, а минное поле. И надо бы составить для себя карту местности. Специалист им с Улей не помешает, уж точно.