– Да, другие люди это тоже слышат, – согласилась Ольга. – Но давай не будем совсем скидывать со счетов возможность твоего безумия.

– Спасибо! – с чувством сказала Ира.

– Не за что, я за объективность, – кивнула подруга. – Если ты и правда сошла с ума, то у тебя могут быть моменты помрачения сознания, о которых ты не помнишь. И вот именно тогда ты говоришь с ребенком о бывшем-бывшем, его мамаше и прочем. А потом девочка просто пересказывает то, что слышала от тебя.

– Вот знаешь, – заметила Ирина. – Именно такого предположения у меня не было. Ты обогатила мой кошмар новыми возможностями.

– Обращайся! – сказала Ольга. – Ну, а теперь серьёзно. Я тебе добра хочу. Надо показаться кому-нибудь. Психологу. У меня есть знакомая. Если ты боишься, что она в соцслужбы настучит, то не переживай, не будет такого. Но ответы на вопросы надо получать, пока у тебя и правда не началось умопомрачения какого-нибудь.

– А может, оно уже и началось, – Ира схватилась за голову. – Что, если ты права? Наверное, мне стоит обследоваться. Только я боюсь. Если ни с того ни с сего человек приходит выяснять, не съезжает ли он с катушек, что подумают?

– Ну… придумай себе медкомиссию какую-нибудь, – нашлась Ольга. – На работе попроси направить тебя. Или скажи, что на права обучаться собираешься.

Они ещё немного поболтали. Постарались уйти от темы «что происходит с Ульяной», договорившись, что Ирина обратится к специалистам. И только почти собираясь уходить, Ольга всё же спросила:

– Ириш, ты не обижайся, пожалуйста. Но всё же… мне ты сейчас рассказала об этих всех переживаниях, хотя понимаю, как тебе страшно это было.

– Да, страшно.

– А почему Пете ты тогда не попыталась объяснить? Ведь он на тот момент был самым близким тебе человеком.

– Значит, не был, – пожала плечами Ира.

– А если бы на его месте Егор оказался. Рассказала бы?

Ирина задумалась. Потом ответила:

– Не знаю, Оль. Одно время мы очень с ним по-человечески близки были. Пока его мать между нами не встала. Так что, всё зависело бы от того, когда он на этом месте оказался.

***

Психиатрическое освидетельствование Ира прошла, когда Ульяна отправилась в детский сад. И поняла, что психиатрия, в сущности, наука неточная. Правда, на чужом примере.

Сидя у кабинета врача, Ирина познакомилась с женщиной по имени Юлия, которая привела на приём своего ребенка, мальчика лет шести. Он целиком был погружён в планшет. Увидев озабоченное лицо Иры, Юля сказала:

– Вы слишком серьёзно к словам психиатров не относитесь. Их надо перепроверять, консультироваться с разными специалистами.

И горько усмехнулась. Они разговорились, женщина рассказала, что у её ребенка синдром дефицита внимания и гиперактивности. Сладу с ним нет никакого, в детском саду с приятным названием «Абрикосик» воспитатели жаловались на его излишнюю подвижность, нежелание спать днём. Большую часть времени он проводил не в группе с детьми и воспитателем, а с нянечкой, или как сейчас говорят, с младшим воспитателем. На занятиях он выполнял задание, а дальше ему становилось скучно, отвлекал других ребят, выходил из-за стола, поэтому отправлялся в подсобку. Иногда его даже и не брали на занятия, чтобы не вносить сумбур.

Отношение воспитателей легко считывали и дети порой старались напакостить «изгою» исподтишка. Однажды, когда ему ещё не было четырёх, на прогулке опальный мальчик треснул другого лопаткой. Дома, раздевая его, мать увидела на предплечье ребёнка следы от укуса, припухшие, с кровоподтёком. Выяснилось, что сначала его укусили, а уж потом малыш начал мстить, за что его отругали по первое число. Даже после этого Юля терпела. Думала «ну, с ним же так тяжело, он гиперактивный», пилила его за хулиганство и взбалмошность, чувствовала вину за «неудобства». Теперь корит себя – за предательство. Надо было сразу понять, что ребёнок не садовский, и перестать над ним издеваться.

– Чуть больше года назад я его просто взяла и забрала. Отказалась водить дальше. Хотя мне штатный психолог и заведующая в сотый раз прочитали лекцию на тему «Для вашего ребенка очень важна социализация, вы не справитесь с ним одна, без мудрого внимания педагогов». Я его из-за этой «социализации» и водила туда, собственно. А потом поняла, что на моего ребёнка с детства навешивают ярлык, внушают, что он не такой. Не просто не такой как все, а хуже – не такой, как нужно.

К психиатру его направила невролог. Нет, у мальчика не было каких-либо признаков психических расстройств.

– У него явная положительная динамика, – сказала доктор. – Но, понимаете, ему уже шесть лет исполнилось, и мне нужна бумага от психиатра, чтобы у нас в наличии был комплексный подход к медицинской коррекции СДВГ. Так положено.

Звучало это разумно и понятно. Но вот врач в солидной государственной клинике, откуда требовалось привезти справку, явно любила свою специализацию.

– Скажи, Яша, ты слышишь голоса? – спросила она.

Яша, при всей его непоседливости, мальчик ко взрослым вполне толерантный. И знает, что их надо уважать. Поэтому он задумался. Доктор расценила это, как сигнал к действию, и напор усилила.

– Тебе кто-то говорит, как ты должен себя вести? Кого остальные не видят?

И тут Яша обрадовался, вспомнив подходящий сюжет. Он с чувством пересказал одну из серий мультфильма «Барбоскины», где со щенком по имени Дружок пришла разговаривать совесть.

– Знаете, – продолжила рассказ Юля. – Психиатр прямо торжествовала, услышав эту историю. Это вам не моё унылое: «жалобы на поведение и непослушание от педагогов». Она сразу собралась класть ребёнка в стационар. Одного, потому что с шести в психушку уже без мамы могут упечь. Представляете?

«Он галлюцинирует!» – сказала психиатр, и в её интонациях звучала дрожь волнения и предвкушения настоящего дела.

– И сколько я ей не говорила, что прекрасно узнаю сюжет этой истории, она мне не поверила. В больницу я его класть отказалась, и моему в сущности здоровому ребенку выписали кучу препаратов для превращения в «овощ», и написали «острое психотическое состояние» в медкарте. Хорошо, что у этого солидного учреждения была собственная карта, к нашей районной поликлинике не имеющая отношения.

Выведя ребёнка на улицу изрядно напуганная мама спросила:

– Яшенька, ты правда видишь совесть? Она с тобой разговаривает?

Мальчик скорчил задумчивую физиономию, а потом рассмеялся и ответил снисходительно:

– Мааам, ну ты чего, такого же не бывает! Просто доктор так настаивала, надо было ей что-то рассказать, она же просила.

Собственно, поведение мальчика было вполне логичным. Он уже полгода занимался с педагогом-психологом, в репертуаре которого большое внимание отводилось сказкотерапии. Реальность с вымыслом Яков не путал никогда, но сочинить историю вместе со взрослым для него было в порядке вещей. Вот он и решил, что попал на подобное занятие.